Лев Африканский - Амин Маалуф

Накануне Туманбей был назначен великим эмиром Египта, наделенным всеми полномочиями, присущими его новому статусу, однако, по слухам, султан увозил с собой всю казну — несколько миллионов динар, а также самое ценное — предметы из королевских запасников.

Я просил Нур сопровождать меня, чтобы воочию увидеть то, чему она споспешествовала. Она отказалась под предлогом плохого самочувствия. Мне показалось, она хотела избежать появления на людях, но вскоре я узнал, что она беременна. Слишком бурно выражать свою радость я не осмеливался, поскольку, хотя в свои без малого тридцать и желал всеми фибрами души сына, зачатого от меня, понимал, что отныне не мог покинуть Нур либо бежать с ней из Каира, как того требовал здравый смысл.

Миновало три месяца, мы регулярно получали вести о продвижении султана Канзоха: Газа, Тибериада, Дамаск, где произошел досадный случай. Один держатель гостиницы «Монетный двор», некий еврей по имени Садака, согласно обычаю, стал бросать новые серебряные монеты под ноги коня Канзоха во время торжественного въезда того в город. Стража султана бросилась собирать их, так что в суматохе султан едва-едва не оказался на земле.

После Дамаска Канзох отправился в ал-Хамму, оттуда в Алеппо. А дальше — тишина! Более трех недель не поступало ни одной вести. Вначале даже слухов не было. И только в субботу, на шестнадцатый день шаабана 14 сентября 1517 года, до цитадели добрался гонец, задыхающийся и весь в пыли: в Марж Дабеке, неподалеку от Алеппо, произошла битва. Султан принял в ней участие: в белом плаще, в шапочке, с топором на плече, в окружении халифа, четырех кади и сорока носильщиков Корана. Сперва верх одерживала египетская армия: было захвачено семь знамен неприятеля и артиллерийские орудия, поставленные на повозки. Однако султана предали, это сделал Хайрбак, правитель Алеппо, снюхавшийся с османами. Командуя левым крылом, он повернул назад, что вызвало заминку во всем войске. Когда Канзох понял, что произошло, его хватил удар. Упав с коня, он умер на месте. В неразберихе его тело даже не было найдено.

Жители Каира были глубоко потрясены случившимся, вскоре поползли слухи о продвижении неприятеля по тому пути, который проделал султан некоторое время назад, только в обратном направлении. Сначала Алеппо, потом ал-Хамма оказались захваченными. В Хан ал-Халиле египтянами были разграблены склады, принадлежавшие выходцам из Малой Азии и магрибцам, но Туманбей вскоре восстановил там порядок, кроме того, чтобы смягчить последствия трагических событий, объявил об отмене всех налогов и снизил цены на товары первой необходимости.

Государственный секретарь, великий эмир держал ситуацию в руках, и месяц спустя провозгласил себя султаном. В этот день пал Дамаск, та же участь ожидала и Газу. За неимением средств, Туманбей приказал учредить народное ополчение, выпустил из тюрем содержащихся там заключенных и объявил, что тем, кто вступит в дружины, будут прощены все преступления и даже убийства. Когда в последние дни этого года османская армия подошла к Каиру, султан собрал свое войско в поле Райданьех, в восточном пригороде, придал ему нескольких слонов и заново отлитые пушки и велел выкопать длинный и глубокий ров вокруг Каира в надежде выдержать долгую осаду.

Однако в намерения Селима осада не входила. Дав своим войскам два дня передышки после нелегкого перехода через Синай, он бросил на Каир силы, настолько численно и в артиллерийском отношении превосходящие египетские, что те отступили через несколько часов.

Так, в самый последний день года падишах совершил торжественный въезд в Каир. Бежавшие впереди него глашатаи оповещали жителей, что им ничего не грозит, и призывали их вернуться к своим занятиям. Это была пятница; халиф, плененный в Сирии и доставленный в свите победителя, заказал во всех мечетях столицы проповедь во славу «султана, сына султана, владыки обоих континентов и обоих морей, одержавшего победу над двумя армиями, государя обоих Ираков, слуги священных алтарей, короля-победителя Селима-шаха».

Глаза Нур налились кровью. Триумф падишаха произвел на нее такое впечатление, что я испугался за дитя, которое она носила под сердцем. Поскольку до родов оставалось несколько дней, я взял с нее слово не вставать с постели. Себя же утешал тем, что как только она будет в силах, мы тут же покинем эту страну. На нашей улице все состоятельные люди спрятали в подвалах ценные вещи, опасаясь грабежей.

В этот день мой мальчик-погонщик появился с ослом у моей двери, как обычно. И радостно сообщил мне, что по пути наткнулся на отрезанную голову мамлюкского воина. А поскольку мне было не смешно, позволил себе предположить, что я слишком серьезно ко всему отношусь. За что получил от меня затрещину.

— Вот значит как, — ворчал я, — твой город занят врагом, страна под пятой захватчика, правители перерезаны или бежали, на их место заступили чужаки, а ты меня упрекаешь в излишней серьезности.

Вместо ответа он лишь пожал плечами и изрек в знак векового смирения:

— Кто берет мою мать, становится моим отчимом. — И вновь рассмеялся.

Но один человек все же не смирился. Это был Туманбей. Он готовился вписать самые героические страницы в историю Каира.

Новый повелитель Каира, падишах, торжествовал и, объезжая свои владения, как будто желал оставить след в каждом святом месте, в каждом квартале, на каждом испуганно взирающем на него жителе. Предварявшие его появление глашатаи без устали кричали, что населению нечего бояться, в то время как полным ходом шли резня и грабеж, порой в нескольких шагах от султанского кортежа.

Первыми жертвами стали мамлюки и их потомки: их безжалостно истребляли. Если попадался бывший чиновник высокого ранга, его сажали на осла задом наперед, на голову напяливали голубой тюрбан, на шею вешали колокольчики и в таком виде возили по городу, после чего обезглавливали. Голову надевали на шест и выставляли на всеобщее обозрение, а тело бросали псам. В каждом воинском лагере сотни шестов были врыты в землю, образуя жуткие рощи, которые любил посещать Селим.

Черкесы, первое время обескураженные, поверили обещаниям завоевателя, но вскоре спохватились, сменили одежды, чтобы затеряться в толпе. После чего подручные султана стали хватать всех подряд, обвиняя в том, что они — переодетые черкесы, и требуя уплаты штрафа. Если улицы были пусты, они вламывались в дома и под предлогом поиска белых мамлюков предавались грабежу и насилию.

На четвертый день этого года султан Селим находился в предместье Булак в самом большом из военных лагерей. Поприсутствовав на казни нескольких военачальников, он велел сбросить в Нил сотни обезглавленных трупов, которыми был завален лагерь. После чего отправился в баню, а оттуда на вечернюю молитву в мечеть поблизости от плавучей пристани. С наступлением ночи он вернулся в лагерь и созвал помощников.

Только началось совещание, как поднялся необычный шум: сотни верблюдов с подожженной соломой на спине ринулись на османский лагерь. Одна за другой стали вспыхивать палатки. Под покровом темноты, воспользовавшись замешательством, вслед за верблюдами в стан Селима вошли тысячи вооруженных людей во главе с Туманбеем. Его войско состояло не столько из военных, сколько из обычных людей: моряков, разносчиков воды, бывших заключенных. Они были вооружены кто ножом, кто дубинкой, кто рогаткой. Им удалось посеять страх и смерть в рядах Селима. В самый разгар боя сам он был со всех сторон окружен, и только благодаря страже, с остервенением пробивавшей ему дорогу, ему посчастливилось спастись. Лагерь перешел в руки Туманбея; не теряя ни секунды, он приказал своим сторонникам преследовать бежавших и очистить Каир от завоевателей, расправляясь с ними на месте.