Агент Тартара - Борис Иванов

Нет, самое лучшее для Вальки сейчас оказаться на Чуре, где его, почти как своего, встретят старшие друзья Гана и Фора. А через какие-то несколько часов он увидит отца и мать. Настоящих, живых. Сможет говорить с ними. Даст себе расслабиться. Может, даже расплачется на плече кого-то из них... Пожалуй, выбор Вальки Старцева ясен.

А Анна?

Ким встретился глазами с сопровождающей. Взгляд ее был тревожен. Впрочем, задаваться вопросами тут бессмысленно: сопровождающая она и есть сопровождающая. Ее главная задача — живыми и невредимыми доставить этих двух подростков на их родину. Вместе с их Псами. Пусть даже эти подростки — не совсем подростки, а их Псы — не совсем Псы. И никакой риск здесь не уместен...

Ким перевел взгляд на Клини.

Вот уж кого, видно, никакой вариант не устраивал: ни возвращение в руки подельников теперь, когда он так страшно оскандалился, ни передача в руки людей Чура, по слухам, отнюдь не приверженных гуманным стандартам ведения суда и следствия. То, что Ким прочитал в глазах Раймона Клини, называлось одним словом — «безнадега». И безнадега эта была для похоронного агента полнейшей.

Ни противником, ни союзником в возникшем споре Клини уже не был. И быть не мог.

Вот только Псы и оставались. Застывшие в нише под пультом навигатора, напряженные, ко всему готовые звери. И, как ни странно, именно в глазах этих настороженно ощетинившихся тварей Ким прочитал уверенную решимость биться до конца. На своих хозяев Оррн и Ширра посматривали неодобрительно, а на Кукана — так и вовсе враждебно. И если для Кэна эти взгляды не значили ровным счетом ничего, то Ган с Фором от них чувствовали себя заметно неловко. Казалось, что они испытывали перед Псами стыд за что-то. Цепляясь за кресла и углы пультов, мальчишки подплыли к ним, сгрудились и, словно оправдываясь перед зверюгами, заговорили на их языке — языке тихого рыка, пощелкивания зубами, поскуливания...

Ким с удивлением отметил, что Валька, до того сидевший безучастно и даже как-то отрешенно, вдруг очнулся и тревожно стал прислушиваться к ним, словно пытаясь понять, о чем это там переговариваются его приятели со своими Псами. На миг Киму даже почудилось, что Валька понимает эту причудливую, доступную только людям Чура и Псам «речь». Но он тут же отмахнулся от этого подозрения. Глупости все это.

Да, не забыть бы себя, Кима Яснова, агента на контракте. С ним-то надо тоже определиться... Ким перестал пялиться на спутников и, сморщившись, закрыл глаза, чтобы сосредоточиться.

У него, агента, свой интерес. И зовут этот интерес — Клаус Гильде. Человек, превращающийся во что-то иное, в нечеловека... Может, в ту же Нелюдь? Человек, с которым Кима связывал уже не только контракт и загадка этого человека. Клаус, как пациент корабельного госпиталя, естественно, числился одним из первых в обменном списке. Впрочем, его туда все равно впихнули бы стараниями господ Йонга и Лошмидта.

«Так что же движет мною? — в который раз спросил себя агент. — Демон Тайны?»

Ведь все-таки недаром много-много лет назад он приносил свои мальчишеские жертвы (когда — марки, которыми торгуют монахи Пестрой Веры, а когда — просто бумажную мелочь, отпущенную «на мороженое») на алтарик Шато-ут-Таама — Неудачливого Бога Любопытства.

Да нет, ведь есть еще те — одиннадцать. Те, которых бандиты отпустят вместе с Клаусом. Для них спасение реально. Остальным трем с лишним десяткам заложников придется испытать, вместе с террористами, действие световых, парализующих средств. Все прелести штурма. Но этих одиннадцать еще можно спасти..

Нет, пусть он остается, Шато-ут-Таам, в своем далеке — в светлых снах его детства. А сейчас с Кимом Ясновым должны быть его профессиональные добродетели: честь, решимость и верность контрактным обязательствам.

Ким мысленно отсалютовал шеренге этих жаждущих его крови идолов и бросился в бой.

— Все это так, — снова согласился он со словами «космического волка». — И все-таки не совсем так, господин Кукан. Я вовсе не собираюсь ставить под удар ни вас, ни тем более детей и... — он взглянул на сопровождающую, — и вас, Анна. Но я и не могу принести в жертву те двенадцать человек, которых, наверное, удастся спасти... Поэтому...

Кэн обреченно махнул рукой. Он, видно, по-своему оценил реакцию аудитории на свой монолог.

— Делаем так, господа... — Он тяжело вздохнул. — Вам мои советы, вижу, все равно по фигу. Так вот, не знаю, что вы там хотели предложить нам, а п о-н астоящему делаем та к: в переходник этого бандюка, — Кэн энергично ткнул пальцем в похоронного агента, — если вам так уж благоугодно, вы поведете в одиночку... Но старина Кэн вас подстрахует, мистер. Мы им свои условия выдвигаем — дополнительные. Во-первых, пусть поддадут в туннель давление. Одну десятую... Тогда можно будет контролировать, какие секции у них перекрыты гермодверями. Так им труднее будет устроить засаду в первой... Или — сразу за ней... Это первое... А во-вторых: весь нулевой отсек, как только вы туда спуститесь, я тут же перекрываю аварийными запорами. Тогда случись что, я уж вам помочь ничем не смогу — не обессудьте... Но и оттуда сюда хрен кто прорвется!

— Разумно, — согласился Ким.

Разумеется, вариант, предлагаемый Куканом, означал для него — Кима — смертный приговор в случае малейшего недоразумения с процедурой обмена. Но что верно: он, вариант этот, надежно гарантировал жизнь всем остающимся в рубке «Саратоги». Все они сейчас внимательно смотрели в рот Кукану.

— Дальше, — продолжил тот. — Если все ж таки эти суки перехитрят нас и ломанут в переходной, я, уж увольте, не буду ждать, пока они начнут резать плазмой вас, господин детектив, а заодно и замки. Я в таком разе замыкаю контур «К» — без долгих разговоров. Слыхали о такой штуке? Короче говоря, отсек экипажа с рубкой и со всеми нами грешными вместе отстреливается и летит куда бог пошлет. А в ходовых отсеках врубаются планетарные движки — при закрытых заглушках. Впрочем, вам, сухопутным водоплавающим, такое объяснять — только время тратить. Короче говоря, от кораблика останется только корпус и реакторный блок. Все остальное выгорит на фиг. В секунды. И туннель тоже. Вместе с теми субчиками, которые надумают там засады устраивать. И пусть у меня потом вычитают из пенсии три тысячи лет стоимость ремонта. Только надо, чтобы эти суки знали это наперед. Тогда раздумают фокусы строить... Вот так. Вот примерно таким образом...

— Разумно. Все это разумно... — Ким снова нервно посмотрел на часы и потянулся к клавиатуре пульта связи. — Я сейчас передам на «Цунами» наши поправки...

— Нет! — с неожиданной резкостью вступил в разговор Ган. — Так не воюют с Нелюдью! Вы ничего не понимаете! Совсем ничего! Один ты туда не пойдешь! С тобой пойдут Псы. А с Псами — и мы...

Это было сказано совсем не по-детски — уверенно и без малейших намеков на возможные возражения. И Ким понял, что именно так и будет. Происходил бунт, небольшой, но очень отчаянный и ожесточенный. Бунт средневекового, замешенного на давно исчезнувшей из памяти землян чертовщине сознания — живого в этих подростках, которым и пятнадцати не стукнуло, — против вялого, приспособленческого сознания рыхлых созданий, населяющих взрослый мир Федерации Тридцати Трех Миров.