Безатказнае арудие - Иэн Бэнкс

Она помедлила, потом припустила за ним – ровно покатилась следом за лодкой. На его лице появилось раздосадованное выражение. Он подналег на весла, пытаясь оторваться от нее, но она не отставала. Ей нравилось чувствовать лед под ногами и холодный ветер, бьющий в лицо. Тепло распространялось по ее телу вверх от ног, когда она мчалась за мужчиной в странной, сверхлегкой лодке. Теперь он налегал на весла изо всех сил, и ей приходилось стараться, чтобы не отстать, но и ему не нравился задаваемый им темп. Лицо его становилось все более раздраженным.

Она хотела рассмеяться, но не сделала этого.

– Вы здесь давно? – спросила она его.

Она думала, он не станет отвечать, но он сказал:

– Слишком долго, черт побери. – Он шумно вздохнул и перешел на более размеренный ритм гребков, вроде бы отказываясь от попытки оторваться от нее.

– Почему вы здесь? – спросила она.

– Я покажу вам свою штучку, если вы покажете мне свою, – сказал он, невесело улыбаясь, и покачал головой, глядя, как когти-весла врезаются в лед.

– Откуда вы пришли? – терпеливо спросила она.

Она решила, что не получит ответа. Казалось, будто он напряженно думает. Наконец он сказал, неожиданно подняв на нее глаза:

– Из башни.

Она прекратила работать ногами и какое-то время скользила следом за ним по инерции, держа коньки параллельно, потом почувствовала, что потихоньку замедляет ход. Мужчина прекратил грести, хотя сила инерции продолжала двигать его лодку по льду все дальше и дальше от нее. Он нахмурился.

Она остановилась.

Мужчина, назвавшийся Хортисом, притормозил и наконец остановил свою хрупкую лодку на некотором расстоянии от нее. Он смотрел на нее странным взглядом, наклонив голову набок. Потом он завел назад одно весло, подал другое вперед, развернул свое суденышко и направился к ней.

Лодчонка с шуршанием преодолела расстояние между ними и остановилась. Он поднял весла, наклонился вперед и уставился на нее. Потом он словно бы принял решение.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Я, наверно, слишком много времени провел здесь, а может, просто не могу противиться магии хорошенького личика, но я думаю, вреда это не принесет. – Он едва заметно улыбнулся. – Я принадлежал к маленькой группе ученых и математиков, которые выступили против Консистории. Мы считали, что, стремясь сохранить за собой власть, они забыли о своем долге действовать на благо общества. Наш заговор – который начался в университете и на самом деле никогда не выходил за рамки подпольного кружка – стал серьезнее, когда было обнаружено Вторжение и мы начали подозревать, что Консистория, управляя королем как марионеткой, в поисках выхода из чрезвычайного положения делала гораздо меньше, чем могла бы.

Мы шли разными путями. Мы пытались снестись с хаотическими уровнями крипта, полагая, что по меньшей мере часть так называемого хаоса на самом деле является искусственным разумом, который не соглашается с философией Консистории. Мы установили секретные передатчики, пытаясь вступить в контакт с космическими мониторинговыми системами, которые вроде бы оставила для наблюдения за нами Диаспора. Вдобавок мы пытались вызвать какую-нибудь реакцию из крепость-башни, где, судя по слухам, существует неинфицированная сердцевина крипта или остались элементы, которые сохранили контакт с Диаспорой.

Два-три дня назад по базовому времени мы получили явный сигнал с вершины крепость-башни. Передан он был довольно эксцентричным способом, но подлинность его сомнений не вызывает.

Этот сигнал подтвердил некоторые наши подозрения касательно Консистории – она не очень-то старается найти способ справиться с Вторжением. Послание, похоже, не указывает, что Консистория поддерживает связь с тем, что осталось от наших улетевших в космос предков, хотя и сообщает о некоей оставленной Диаспорой системе, которая может обеспечить наше спасение. Послание – или по меньшей мере те выводы, на которые оно наталкивает, – привело к тому… – он вздохнул, на лице его отразилась печаль, – что нас предали, и я оказался здесь, и, – он заглянул прямо ей в глаза, – и еще в послании говорится о другой части крипта, сто неиспорченной области, где находится ключ к системе выживания, оставленной Диаспорой. Этот ключ будет отправлен сюда, в Серефу, в виде так называемой асуры… – он улыбнулся, и она в этой улыбке увидела печаль, защитный цинизм и невысказанную надежду, – … Асура, – закончил он, пожав плечами. – Твоя очередь.

Она посмотрела на него, а в голове у нее находили друг на друга, сталкивались, соединялись, сливались и стыковались мысли, похожие на ледяные торосы.

Она глубоко вздохнула.

– Главный ученый Гадфия?

Голос это принадлежал длинношеей птице, сидевшей на плече обезьяночеловека, которая, в свою очередь, сидела за головой мамонта-химерика. Обезьяночеловек смотрел на Гадфий с глуповатой ухмылкой. Другие мамонты по обе стороны от нее переступали в темноте с ноги на ногу, и с них тоже смотрели бледные человеческие лица. Она проглотила слюну.

– Что-то вроде, – сказала она.

«Эй», – воззвала она внутри себя, пытаясь найти собственный голос, но там было только молчание.

– Наше почтение, – сказала птица, ее голос эхом разнесся по комплексу невидимых туннелей и галерей вокруг них. Обращавшееся к ней существо перепрыгивало с одной ноги на другую. – Любовь есть бог. Добро пожаловать в темноту, правдоискатель Гадфия. Ведь темнота порождает свет. Все здесь освящены, потому что освещены. Освященные в пустоте, пустота, которая поддерживает, центр, который есть отсутствие, которое дает силы, пустая темнота, которая служит основой поддерживающего света, Гадфия, искатель просвещения. Прошу тебя – Хиддиер: хобот! – идем с нами. Нас ждет работа.

Мамонт протянул к ней хобот – гигантская конусовидная волосатая змея с голым сверкающим двойным отверстием в конце, из которого струился влажный, не слишком ароматный воздух. Она уставилась на него.

«Я вернулась».

«Слава богу. Где ты?…»

«Шпионила там, где мне быть не следовало, и чуть не попалась в лапы безопасности. Они меня временно и вырубили».

«Боже мой. Ты не знаешь где?…»

«Ты двигаешься во тьме по гигантским влажным туннелям на спине мамонта-химерика вместе с немым, голым и изуродованным получеловеком и бородачем-ягнятником, который говорит словами древнего проповедника, напоминая тебе о послании из крепость-башни».

«Верно. И я ни от кого не могу толком ничего добиться. Эта птица несет какую-то религиозную белиберду, а гуманоид только ухмыляется, ухает и пускает слюни. Я уже думала спросить мамонта, что будет дальше».

«Но ты, по крайней мере, присоединилась к ним».

«А разве у меня был выбор?»

«Ты, видимо, забыла о своем пистолете».