Высшая мера - Виктор Пронин

- С победой? - уточнил Цыкин.

- Разумеется. Победа не за горами.

- Да, но, как говорят армяне, мы за горами! - рассмеялся Осецкий. - Значит, горы и горы отделяют вас от победы?

- Этот анекдот я слышал еще в школе, - сказал Юферев уже у дверей. - В седьмом классе, помню, мы очень весело над ним смеялись.

- Удачи вам, капитан, - сказал Басаргин. - Ждем вас с нетерпением.

Юферев вышел из банка с облегчением - тягостно ему там было, он все время ощущал не слишком скрываемое превосходство этих людей. Все эти переглядки, недомолвки, почтительные выражения - все это выдавало их истинное к нему отношение. Они, может быть, ему и сочувствовали, но в то же время посмеивались за его спиной.

- Смейся, смейся громче всех, милое создание! Для тебя веселый смех, для меня - страдание, - пропел он вполголоса песенку, докатившуюся с довоенных времен.

Как ни странно, настроение у Юферева было хорошее. В банк он сходил не зря, не попусту. Что-то замельтешили начальники, что-то задергались. Цыкин, которому не то грозит кто-то, не то собирается пригрозить, Осецкий, весельчак и хохотун, вдруг взялся доказывать, что путь его - тупиковый, да и Басаргину так не терпелось побыстрее выпроводить его из кабинета…

Не стал Юферев говорить им всего, выкладывать все свои доводы и сомнения. Он-то знал, что не получают граждане сотенные купюры пачками, а убийцы расплачивались сотенными одной серии, с номерами, которые различались лишь в двух последних цифрах. Значит, у них в карманах были пачки, по сто купюр в каждой. В одной упаковке десять тысяч рублей, совсем недавно это было десять миллионов.

Нет таких зарплат.

Ни у кого нет таких зарплат.

А если учесть, что купюры у преступников разных серий, следовательно, у них не одна пачка, вполне возможно, у каждого из них по нескольку таких пачек.

Все это значит, миленькие вы мои, что задействованы очень крутые деньги. Не за каждую работу можно столько получить, далеко не за каждую.

А если учесть, что никто в городе не заявил об ограблении кассы, банка, учреждения… Значит, эти деньги выплачены. Вот так-то, господа банкиры, вот так-то, закончил свои размышления Юферев и свернул к скверу, чтобы в тени выпить пива с орешками. И не бутылочного, не баночного, упаси боже, а разливного, настоящего пива.

Когда бокал был наполовину пуст, ему вдруг почему-то подумалось - сегодня, вполне возможно, позвонит Апыхтин, скажет, что до сих пор находится в Москве. «Но мы-то грамотные люди, - думал Юферев, чуть захмелев, - мы знаем истинную цену подобным заверениям, уже много чего знаем и завтра будем знать еще больше».

Шумел город за широкой юферевской спиной, по пластмассовому столику скользили солнечные зайчики, большой золотистый блик светился в глубине бокала, покрытого мелкими капельками влаги, - пиво было холодным.

Юферев поднял глаза и вдруг увидел - через несколько столиков от него тоже с бокалом пива и с пакетиком орешков сидит Серкова, которая так целеустремленно избегала всяких встреч с ним. В синих джинсах и белой рубашке мужского покроя, освещенная закатными лучами уже незнойного солнца, она выглядела… Неплохо она выглядела в эти минуты, совсем неплохо. Серкова не спешила - на ее бокале не было влаги, значит, сидит здесь уже долго, не торопится.

Явно кого-то ждет, подумал Юферев и, взяв еще одно пиво, сел подальше от красавицы, отгородившись от нее нависающей веткой клена.

К площади, где седьмой трамвай разворачивался, чтобы отправиться в обратную сторону, Апыхтин подъехал уже в сумерках. Закатное солнце еще освещало верхушки деревьев в ближнем лесу, но здесь, на площади, было и прохладнее, и темнее.

Машину Апыхтин оставил в длинном ряду таких же потрепанных и немытых «жигулей». Прихватив с собой кожаную сумку на длинном ремне, он захлопнул дверцы, подергал все четыре ручки и, убедившись, что все надежно заперто, не торопясь двинулся в сторону Озерной улицы. Шел, стараясь оставаться незаметным, то под деревьями, то в тылу киосков.

К железным воротам Вахромеева он подошел, когда сумерки уже сгустились и он мог приблизиться к соседнему участку, не привлекая к себе внимания. Улица была пустынной - ни одного человека он не увидел на всем ее протяжении. Дом Вахромеева стоял затемненный, свет в окнах не горел, машины во дворе не было. И тогда Апыхтин, еще раз бросив настороженный взгляд вдоль улицы, не медля и не оглядываясь, отклонил секцию забора, протиснулся в щель и быстро прошел к дому.

Присев на ступеньки крыльца, окруженного зарослями крапивы, он перевел дыхание и прислушался. Ничего подозрительного, настораживающего не услышал. Где-то через три-четыре дома лениво и добродушно лаяла собака, проскрежетал на повороте трамвай, за деревьями слышались негромкие, мирные голоса. Никто не прошел вслед за ним, никто не поинтересовался, кто он и зачем явился сюда, на этот глухой участок.

Апыхтин раскрыл сумку, стоявшую у его ног, осмотрел содержимое - банку с бензином, ошейник, моток проволоки, клейкую ленту, разводной ключ.

Все было на месте.

- Это хорошо, - пробормотал он.

Отвлекшись от внешних звуков, Апыхтин прислушался к себе и с удивлением обнаружил, что совершенно спокоен, так спокоен, будто пришел в хорошо знакомый дом, чтобы переночевать в тишине и покое.

- Надо же, - опять прошептал он одними губами, невольно изумляясь этому своему открытию. И опять подумал о том, что кабинетная банковская служба, оказывается, ко многому подготовила его в этой криминальной жизни. Ни перед чем он уже не дрогнет, и ничто не сможет его остановить.

Апыхтин поднялся, подошел к двери, тронул навесной замок. Как он и предполагал, замок не был закрыт на ключ, он висел лишь для видимости. Вынув его из петель, Апыхтин осторожно толкнул дверь. Она открылась, не заскрипев. Подхватив сумку, Апыхтин вошел внутрь и прикрыл за собой дверь, оставив замок в одной петле - дескать, в дом никто не входил.

Пройдя через большую захламленную комнату, осторожно приблизился к окну - оно выходило как раз на вахромеевский участок. Отсюда хорошо были видны дом, двор, навес, наскоро построенный для машины. Еще раз убедившись, что все окна в доме темные, ворота закрыты, а машины под навесом нет, Апыхтин соорудил себе нечто вроде лежака или сиденья. Это оказалось несложным делом - в соседней комнате стояло старое продавленное кресло. Подтащив его к окну, Апыхтин в этом кресле и расположился, положив на сиденье полосатый матрац, который валялся тут же, в углу, - похоже, домом иногда кто-то пользовался, во всяком случае, здесь вполне можно было провести ночь.

Теперь оставалось ждать.

К этому Апыхтин был готов.

Ожидание для него не было тягостным, время текло легко, не принося ни раздражения, ни усталости. Вспоминал ли он свою залитую кровью квартиру? Нет, не вспоминал. Перед глазами проплывали солнечные бухты Кипра, гора Троодос, монастырская столовая, потом возник его попутчик, плут и мошенник Нехай, который обеспечил его такими надежными документами, что до сих пор никто не может подкопаться, до сих пор их владелец ни у кого не вызвал подозрения. Потом появилась Серкова с чуть припухшими губами, словно приготовилась не то свистнуть, не то поцеловаться.