Кровь и Вино. Любимая женщина вампиров - Кира Евгеневна Полынь

— Я даже не уверена, что меня одну-то станут слушать, — невесело усмехнулась я, ощутив, как Амадей остановился сзади, сверля мой затылок взглядом. — Прошу вас, всего несколько минут.

— Мы подождем здесь, — согласился Дей и неожиданно сомкнул руки вокруг моих плеч, прижимая спиной к крепкой груди.

Считаные секунды откровенной искренности, и давление исчезает, отпуская меня на волю собственному решению. Несопротивление звучит как прощение, и хоть оно не произнесено вслух, мы все это понимаем.

Вдох-выдох… вдох-выдох…

Шаги к закрытой на ночь двери оказались куда тяжелее, чем можно было представить. С одной стороны, это все еще был мой дом, в котором прошло мое детство и стены которого хранят не самые плохие, а иногда даже приятные воспоминания. Но, глядя на каменные ступени, я все равно ощущала враждебность, витающую в воздухе, и фантомный аромат медицинских настоек с горьким травяным привкусом.

А еще меня считали мертвой, и это определенно добавляло пикантности ситуации.

Братья Энеску ловко скрылись в темноте, уводя лошадей чуть в сторону. Если не вглядываться, то легко можно было бы посчитать, что я здесь в полном одиночестве, замершая у порога, как статуя, неспособная поднять каменную руку и постучать.

Собравшись с силами, коротко ударила костяшками пальцев о деревянное полотно и задержала дыхание, прислушиваясь к короткому шороху, словно кто-то медленно бредет в тканевых тапочках мне навстречу.

— Кто здесь? — лишенный даже тени радушия голос матери вызвал волну холодного пота на спине, высушивая губы.

— Это… Это Аврора.

Монолитное молчание тяжелым весом опустилось на плечи.

Не откроет… Проклянет, прогонит, может быть, промолчит, испугавшись, но не откроет…

Теплый свет, ударивший в глаза, заставил их заслезиться. Прогнав колючую влагу, я увидела стоящую на пороге женщину, недовольно поджимающую губы.

Она не выглядела более той светской львицей, что я ее знала. Уставшая, растрепанная, в неидеально выглаженном платье. Длинные волосы, по-простому заплетенные в косу, пушились и топорщились в разные стороны, а румянец, свойственный ее железному здоровью, усилился, приобретая болезненный вид.

И она определенно не была рада возвращению воскресшей дочери.

— Явилась, значит, — прошипела женщина, с трудом скрывая брезгливость. — Прав был Франк — Генри невиновен, это все твоих рук дела, мерзавка.

— Я пришла попрощаться с отцом.

На удивление мой голос звучал холодно и даже не дрогнул. Ощущавшаяся защита вампиров, стоявших чуть в стороне и скрывающих свое присутствие в черном сумраке, придавала невиданных ранее сил. Мать больше не внушала мне трепетность и мнимое уважение — лишь безразличие и пустоту.

— С отцом? Хочешь окончательно уложить его в могилу? Ты хоть понимаешь, что натворила? — Процедила она, пытаясь уколоть и пристыдить меня каждым словом. — Если хоть кто-то увидит тебя здесь — остаткам нашей репутации конец. Лучшее, что ты можешь сделать для своей семьи — проваливать и больше никогда не возвращаться — так, словно ты и вправду подохла.

— А как же Генри? — не сдержав сарказма, слегка прищурилась. — Бедный мальчик.

— Мне жаль Генри, но себя жальче, — не скрывая настроя, призналась мама. — Нет, конечно, ты можешь пойти и признаться во всем Франку — и в том, какая ты неблагодарная дрянь, опорочившая имя своего дома, и в том, как оболгала его сына, за что тот поплатился неволей. Но тогда он посадит тебя в казематы до конца твоих дней, и ты сгниешь среди подвальных крыс, в компании таких же отбросов.

— И весь остаток жизни тебе будут напоминать, что ты воспитала преступницу?

Ее глаза стреляли молниями, губы презрительно кривились, погребая меня под каждым непроизнесенным словом, но их смысл удивительно просто отскакивал от моей брони, так и не достигнув нужного эффекта.

— Пошла прочь, Аврора. Не хочу тебя больше видеть. Ни-ко-гда.

Не желая больше тратить время на попытки переговоров, я храбро оттолкнула женщину в сторону, впервые в своей жизни игнорируя выдвинутые мне претензии. От возмущения она всплеснула руками, повалившись назад, но устояла, только громко хлопнула дверью, крича в спину:

— Я тебя предупреждала, идиотка!

— Как и всегда, — буркнула себе под нос, поднимаясь по лестнице и направляясь в спальню отца.

Я боялась увидеть его посеревшую от болезни кожу, ослабленный вид и слабость, но то, что ждало меня за дверью, оказалось в разы неожиданней.

Господин Филберт Кристенсон сидел в кресле прямо напротив входа, и испытывающе устремил на меня свой взгляд, стоило только войти. Крепко сцепленные пальцы покоились на коленях, словно мужчина боролся с собой, принимая тяжелое, но правильное решение.

Но что удивляло меня сильнее, так это то, что меньше всего отец был похож на человека, которого хватил удар.

— Отец…

Но он только покачал головой, уводя глаза в сторону, словно специально отказываясь смотреть на то, как мне на лицо опустилась чужая ладонь, закрывшая рот и нос и полностью лишившая дыхания.

— Вот и свиделись, невестка, — хрипло прошипел отец Генри, прижимая к моему горлу холодный клинок.

— Я, честно признаться, заждался тебя, — надорванный голос прошелся легкой волной сумасшествия, ударившего по барабанным перепонкам.

Я даже не сразу поверила, что от человека, которого я знала как воспитанного и крайне расположенного господина, может исходить такая нездоровая интонация.

— Если хотя бы дернешься или пикнешь, я не стану дожидаться суда и следствия, прикончив тебя прямо в отчем доме. Прояви к своим родителям хотя бы каплю уважения, особенно после всего, что ты сделала, и веди себя смирно, Аврора. Ты меня поняла?

Коротко кивнув, почти сразу же получила доступ к воздуху, наполняя им сжавшиеся легкие, которые уже горели огнем.

Хватка господина Хамэт постепенно исчезала, но на смену ей пришел короткий рывок. Мои руки оказались вывернуты за спину, а на запястьях защелкнулись тяжелые кандалы, за секунду отнимая свободу и лишая контроля над ситуацией.

— Отец…

Молчавший все это время мужчина даже не обернулся, лишь выразительнее развернул подбородок в другую сторону, изо всех сил не желая принимать участие в происходящем, в очередной раз отталкивая меня от себя.

Мы совершенно разные.

И этот, без сомнения, разыгранный спектакль лишь подчеркивал его отношение ко мне — способность на предательство без жалости и желания понять причины моих поступков, без принятия меня самой.

Репутация — дороже всего.

— Пойдем, Аврора. Нам еще предстоит короткий, но красочный путь до тюремной камеры, в которой ты будешь дожидаться суда, — железные браслеты на руках рывком потянули к выходу, намекая мне шевелить ногами и позволить советнику короля и моему несостоявшемуся свекру воплотить в жизнь свои планы.

— У тебя ничего не выйдет, Франк, — специально обращаясь на «ты», я уверенно расправила плечи, стараясь смотреть