И пели птицы... - Себастьян Фолкс

И неуверенно двинулся вперед, чувствуя, как его кожа натягивается в ожидании металла, который прорвет ее. Чтобы уберечь глаза, он повернулся и шел бочком, сгорбившись, точно старуха, заключенная в кокон раздирающего уши шума.

Рядом с ним шел — медленно, как того требовал приказ, — Бирн. Стивен посмотрел вправо. И увидел длинную колеблющуюся линию одетых в хаки людей, примитивных куколок, продвигавшихся напряженной, неторопливой поступью, падавших, безмолвно взмахнув руками, заменяемых другими, тоже падавшими, однако остальные продолжали идти — так, точно навстречу им дул ураганный ветер. Он попытался поймать взгляд Бирна, но не смог. Трескотню пулеметов прорезали щелчки снайперских винтовок и рев огневого вала впереди.

Он увидел, как справа от него упал Хант. Стадд склонился над ним, чтобы помочь, и голова его, прошитая пулеметной очередью, далеко отбросившей каску, словно лопнула, став ярко-красной.

Ноги Стивена осторожно несли его вперед по развороченной земле. Пройдя ярдов двадцать-тридцать, он почувствовал, что будто плывет над своим телом, обретшим жизнь автомата, над которым прежний хозяин не властен. Он словно бы отделился, как во сне, от металлического воздуха, сквозь который продвигалась его плоть. И впал в транс, принесший ему подобие облегчения, нечто, смахивавшее на веселость.

В десяти ярдах впереди и справа шагал полковник Барклай. В руке он держал саблю.

Стивен упал. Какая-то сила свалила его. Он лежал в углублении, бок о бок с дрожавшим, истекавшим кровью солдатом. Огневой заслон ушел слишком далеко, и теперь немецкие пушки ставили собственную завесу. Конусы шрапнели разрывали воздух, еще не наполненный пулеметными очередями.

Столько металла, на все просто не хватит места, подумал Стивен. Пули, наверное, сталкиваются со шрапнелью, высекая искры. Рядом беззвучно кричал солдат. Стивен перебинтовал ему ногу, потом осмотрел себя. Ни единой царапины. Он подполз на карачках к краю воронки. Все уже ушли вперед. Стивен встал и пошел вслед за ними.

Возможно, среди них он будет в большей безопасности. Стивен шел по изрытой ямами земле, на которой через каждые несколько ярдов лежали, словно холмики, тела в хаки, и не чувствовал ровно ничего. Только тяжесть ранца на спине. Он оглянулся назад и увидел вторую цепь, вступавшую на ничейной земле в зону заградительного огня. Огонь отбрасывал ее назад, точно волну, разбившуюся о берег и отступающую в море. Трупов на земле становилось все больше, и они тоже мешали продвижению цепи.

Стивен поравнялся с солдатом, лишившимся части лица, но продолжавшим, словно во сне, идти вперед, — так, точно его подталкивала винтовка. Нос солдата болтался на лоскутке кожи, за утраченной щекой белели зубы. Шум снова усилился, став совсем уже невыносимым. Он давил на кожу Стивена, сотрясал его кости. Помня приказ: не останавливаться из-за отставших, Стивен медленно продвигался вперед и, когда дым перед ним рассеялся, увидел проволочное заграждение немцев.

Неповрежденное. Солдаты бестолково бегали вдоль него, пытаясь найти проход. Они увязали в витках колючей проволоки, навлекая на себя потоки пулеметного огня, дергаясь, сгибаясь и подпрыгивая. Однако стараний своих солдаты не оставляли. Двое из них, с кусачками, попытались — безуспешно — проползти между трупами к проволоке, но движение их вызвало на себя огонь снайпера, и оба замерли, приникнув к земле.

Ярдах в тридцати справа Стивен увидел прореху в заграждении и побежал к ней, зная, что станет мишенью для сразу нескольких бивших с разных сторон пулеметов. Достигнув прорехи, он глотнул воздуху и весь сжался, ожидая неминуемой смерти.

Но тело его прорезало чистый воздух и продолжало бежать вперед. Стивен захохотал, а потом скатился в траншею, получив в спину удар тяжелым ранцем. Траншея была пуста.

«Жив, — подумал он. — Боже милостивый, я жив. Война отстала от меня. Это просто участок поля под французским небом, — думал Стивен. — Где-то там, за шумом, стоят деревья, внизу течет по долине богатая рыбой река». Он понял вдруг, что горло его сжигает жажда и снял с пояса фляжку с водой. Теплая взбаламученная жидкость пролилась в него, и он закрыл от наслаждения глаза.

Траншея была пуста. Он пошел по дощатому настилу. Прекрасная работа — высокий бруствер, чистая, как суссекская вагонка, обшивка, опрятные входы в глубокие блиндажи. Стивен окинул взглядом линию британских окопов, каждый фут которых легко обстреливался с этой возвышенной позиции. Сквозь дым немецкого огневого заслона он увидел разрозненную цепь солдат, продолжавших брести под убийственный огонь пушек, словно гонимых некой медленной механической силой.

Пройдя еще ярдов двадцать, он достиг зигзага, который делала траншея. Что находится за ним, увидеть было невозможно. Стивен прокрался до его середины, бросил через траверс гранату, пригнулся. Ответного огня не последовало. Он встал, и бруствер траншеи немедля плюнул ему в глаза землей, — по нему открыл огонь пулемет, стоявший во второй линии окопов. Стивен полагал, что большинство тех, с кем он начал атаку, погибло. Вторая цепь сюда пока не добралась, а возможно, и не доберется никогда. Разумно было бы отойти назад и присоединиться к ней, однако у него был приказ пробиваться в направлении Бомон-Амеля, или, как минимум, до стоявшего на берегу реки Бокура. Прайс часто повторял солдатам армейское присловье: сомневаешься — двигай вперед.

Пройдясь по траншее, он нашел лесенку. Пулемет бил по земле перед ним, но Стивен пополз вперед по открытому участку, а потом побежал, согнувшись, к ближайшей снарядной воронке. Шестеро из полка ланкаширских фузилеров упорно обстреливали из нее резервную немецкую траншею. Соскользнув в эту яму, Стивен едва не напоролся на штык.

Один из стрелков, увидев его, произнес что-то, чего Стивен не расслышал. Солдат потянул на себя значок его полка, вгляделся, а потом провел пальцем по горлу и указал назад, на кровавую бойню, ареной которой стала ничейная земля. На дне воронки стоял пулемет Льюиса, — насколько понял Стивен, стрелки пытались добраться с ним до стоявших неподалеку деревьев, из-за которых они смогли бы очистить пулеметным огнем резервную траншею.

Стивен снял с мертвого солдата винтовку, пристроил ее на край воронки и открыл огонь. Прошел, час, может быть, два, ответная стрельба из резервной траншеи усиливалась. Оборонительные сооружения немцев практически не пострадали. Проволока осталась целой, блиндажи нетронутыми. Следовало ожидать скорой контратаки.

Стивен обвел взглядом воронку, усталые лица ланкаширцев. Они сознавали, что попали в западню.

Что-то зашевелилось под его ногами. То было лицо солдата, получившего страшное ранение в голову. Он закричал, прося, чтобы его прикончили, однако солдат принадлежал к другому полку, и Стивен заколебался. Он решил отдать раненому свою вторую фляжку с водой, но, едва склонился с ней к солдату, тот снова стал молить, чтобы его пристрелили. В шуме сражения, подумал Стивен, никто ничего не заметит. И дважды выстрелил себе под ноги. Это была первая отнятая им в тот день жизнь.

Джек Файрбрейс и Артур Шоу стояли у подножия того, что они называли Холмом одинокого дерева, наблюдая за ходом сражения. За «атакой, которая закончится быстро, почти не встретив сопротивления».