Новая Инквизиция II - Михаил Злобин

Но какие, в задницу инструкции, когда ты медленно сходишь с ума в собственном мертвом теле на глубине полутора-двух метров под землей?! Да я сам готов сейчас броситься проламывать черепа, лишь бы только наполнить свой резерв и выбраться отсюда! Господи, как же хорошо, что у меня такой возможности нет…

В общем, с каждым новым «кап», раздающимся возле моего уха, я все стремительней погружался в пучину отчаяния. Я не знал, как можно прервать свое неполноценное существование в обличии мыслящего овоща, не знал, как заткнуть незамолкающих трупов по соседству, не знал, как остановить проклятую воду, сочащуюся в гроб! И в то мгновение, когда меня накрыло самой черной безысходностью, каковой я еще никогда не знал с момента своего рождения, пришла она, моя спасительница. Царица Боль. Она скрутила меня от макушки до кончиков пальцев ослепляющим спазмом, и только это позволило мне отвлечься.

«Живой!» — застучала в моем полмертвом мозгу по-щенячьи счастливая мысль. «Я живой! Живой!»

Именно благодаря ей я смог воспротивиться сумрачному набату подступающего безумия. Никогда бы не подумал, что обрадуюсь тому, что меня начнет жестоко ломать и корежить, но вот поди ж ты! Шторм неописуемо жестких пароксизмов принялся столь неистово швырять меня из стороны в сторону, что мне стало плевать на все неудобства этого подземного пансионата.

Я снова потерял счет времени, запутавшись в секундах и днях. Я пытался плакать, я пытался орать, но организм все еще меня не слушался. Молчаливая и беспощадная пытка люто терзала оживающее тело, а я даже не мог облегчить свою участь очищающим криком. По моему субъективному восприятию минули целые годы, прежде чем боль пошла на спад, а мои ледяные пальцы впервые шевельнулись. Не веря в эту победу, я хотел завопить от восторга и ликования, вот только пустые легкие по-прежнему никак не желали делать вдох.

Спустя часы (а может недели) томительного и мучительного ожидания мне удалось обрести относительный контроль над конечностями и обшарить руками свое узилище. Промокшая ткань гроба была сырой и неприятной на ощупь, но это не помешало мне расцеловать ее от радости. Теснота и мрак не пугали меня, ведь я знал, что где-то там, всего парой метров выше, существует свет. И мне очень хотелось пробиться к нему.

Поэтому я колотил в потолок своего узилища, надеясь, что меня кто-нибудь услышит и вызволит отсюда. Но потом, обратившись к проклятому дару, я с тревогой отметил, что у него не осталось даже тех крох энергии смерти, которые находились в его распоряжении ранее. Собственно, а чему я удивляюсь?

Из ниоткуда ничего не появляется. И если даже мой распотрошенный труп сумел вернуться к жизни, то совершенно очевидно, что за это чем-то пришлось заплатить. Боль в самом деле стала первым предвестником моего восстановления, и теперь я буквально балансировал на самой границе гипонекрии, за которой меня поджидала жесточайшая ломка. Ломка, по сравнению с которой пережитый процесс воскрешения покажется просто райским наслаждением…

Осознав, что мгновение, когда ненасытный внутренний зверь сожрет последние капли тьмы, не за горами, я перестал стучать по крышке. Надежда быть услышанным с поверхности не оправдалась. Либо я ломился слишком тихо и слабо, либо никто в это время вблизи моей могилы не ходил. Так можно тарабанить очень и очень долго, но не добиться никакого результата. Поэтому я сменил тактику действий.

С большим трудом управляясь с непослушным телом, я упер ладони в «потолок» своей темницы и толкнул его. Ха! Наивный. С тем же успехом можно было перевернуться на живот и пытаться продавить землю, вот только... Хм, а ведь это в самом деле идея!

Безмолвие сырой могилы прервалось шуршанием и тихим постукиванием, которые я производил, пока перекатывался со спины. Похоже, я изрядно похудел за прошедшие деньки, и поэтому гроб не казался мне непомерно тесным. Скорее, я в нем болтался как карандаш в стакане, что сильно облегчало задачу.

После того, как мне удалось лечь на живот, я встал на локти и колени, а затем, заставляя трещать от натуги каждую свою мышцу и жилку, уперся задницей и поясницей в нависающую надо мной крышку. Показалось, или преграда немного прогнулась? Ух, черт, лишь бы это только не было обнадеживающим обманом моего самовнушения.

Пытаясь закрепиться поудобней и изворачиваясь как гуттаперчевая ассистентка ярмарочного фокусника, я кое-как подтянул ноги ближе к животу, чтобы иметь возможность приложить большее усилие. И теперь, застряв подобно камушку в протекторе ботинка, можно было подключить отощавшие бедра, создавая значительное давление. Почуяв призрачную близость свободы, я принялся с таким усердием толкать изнутри свой запертый ящик, что едва не переломал себе кости. Кромешная тьма расцвела радужными пятнами и вспышками, пляшущими перед глазами от перенапряжения, но я все равно не сдавался. И уже через какую-то жалкую сотню попыток мои потуги оказались вознаграждены!

Между колодой и крышкой образовалась небольшая щель, в которую просыпалось пару горстей влажной почвы. Я их тут же сгреб ладонями в сторону ног, чтобы не мешались, и снова ринулся на штурм преграды. Через несколько десятков таких попыток земли в моем посмертном обиталище стало так много, что пришлось прерываться и трамбовать ее ступнями, забивая в нижнюю часть гроба. А спустя еще столько же, когда надо мной уже образовалась небольшая полость, отсыревшие доски сдались и тихо захрустели!

Ах, что это был за звук! В миллионы раз приятней ангельского пения и аккомпанемента небесных флейт! Но расслабляться рано, впереди еще много работы. Проклятая ткань внешней и внутренней обивки, плотно обтягивающая каркас подземного узилища, крепко его держала, не позволяя переломиться! Надо было что-нибудь придумать, чтоб облегчить себе задачу.

Взяв небольшую паузу для раздумий, я ненадолго успокоился. Вот же едрёна матрёна! Хороший ведь обычай был раньше, хоронить павших с оружием в руках. Как бы оно мне сейчас пригодилось! Хоть бы кортик какой мне на пояс повесили для солидности! На флоте, вроде, так и делают. Ну не зубами же этот провонявший сыростью атлас грызть…

Внезапно в моем одуревшем от одиночества, мрака и долгой неподвижности мозгу звонко щелкнула гениальная мысль. Да я же целый майор нынче! Меня и хоронили наверняка в форме! Стало быть, лучи звездочек на погонах вполне можно использовать в качестве инструмента.

«Эх, дерьмо, оставался бы я капитаном, так у меня б этих звезд восемь штук было, пусть и не таких больших. А могли бы и в ИК-Б закопать! Чё, жалко, что ли?!», — ворчал мой разум, пока непослушные пальцы срывали с плеч погоны и разгибали усики у воинских знаков отличия.

Дальнейшие монотонные действия я производил на полном автомате, не замечая ничего вокруг. Ни ноющей боли, все еще не покинувшей окончательно мое тело, ни холода с сыростью, ни настойчивого нашептывания беспокойных соседей по участку. Для меня существовал сейчас только один враг — неподатливая крышка, которая все никак не желала выпускать мертвеца обратно. И весь мир сжался в одну крохотную задачу. Просто водить зажатой между пальцами звездочкой по обивке. Занудно и упрямо. Раз за разом, повторять до зубовного скрежета, стачивая и обламывая рифленые латунные лучики. Врых! Вр-рых! Вр-р-рых!