Фабрика героев - Даниэль Дакар

— Судя по всему, господин Корсаков, вы не ожидали, что капитан наемного флота умеет вести себя за столом, накрытом по всем правилам высокого искусства?

— Виноват, мисс Гамильтон. Мне следовало лучше следить за лицом.

— Не извиняйтесь. В чем-то вы правы, в программу подготовки боевых пилотов этикет входит только в той степени, которая может понадобиться в повседневной жизни простого обывателя, то есть практически ни в какой. Разумеется, все, что касается отношений старшего и младшего по званию и общения с союзниками и нанимателями, преподается в полном объеме, а остальное отсекается по принципу бритвы Оккама. Вы же понимаете, абсолютно все знать невозможно.

— Надеюсь, в таком случае, что вы простите мое любопытство… разумеется, если это не тайна.

— Никакой тайны, господин Корсаков, — начала Мэри, но Никита ее перебил:

— Быть может, нам имеет смысл обращаться друг к другу по имени?

— Как вам будет угодно, Никита. Мне это тоже кажется разумным, но, согласитесь, такого рода предложение должно исходить от старшего по возрасту и званию.

Никита почему-то почувствовал себя задетым. Уж не считает ли она его стариком?! Тем временем Мэри продолжила как ни в чем не бывало:

— Вернемся к этикету. Уже довольно давно, когда я только начинала свою карьеру, одна весьма умная и высокопоставленная женщина посоветовала мне изучить правила этикета, принятого в высших кругах тех государств, которые могут пожелать воспользоваться моими профессиональными услугами. Честно говоря, Российская империя по вполне очевидным причинам в составленный мною список не входила, но правила поведения за столом в Бурге, Венецианской Республике и, скажем, Скандинавском союзе примерно одинаковы. Так что у меня были некоторые основания полагать, что и за столом русского контр-адмирала я не опозорюсь. — Как Никита уже имел возможность заметить, улыбка преображала лицо Мэри, делая его мягче и женственнее. Пока она не улыбалась, ее вполне можно было принять за молодого мужчину. Хотя нет, губы были все-таки женскими. Ох, что-то его не туда повело… Чтобы скрыть смущение, он задал вертевшийся на языке вопрос:

— Скажите, а эта умная и высокопоставленная женщина… вы говорите о вдовствующей императрице Лин Юань?

— Совершенно верно. Ее величество удостоила меня аудиенции по окончании церемонии награждения, дала совет, о котором я вам уже рассказала, и даже предположила, что возможно однажды мы с ней встретимся на равных. Не думаю, что это когда-либо произойдет, но предложение изучить этикет показалось мне дельным. Во всяком случае, когда меня представляли дожу, я точно знала, сколько шагов следует сделать и как именно поклониться. Венецианцы были в восторге. — Мэри снова улыбнулась своим воспоминаниям.

Обед продолжался. Никита со вздохом признался, что ему не часто удается вот так, никуда не торопясь, насладиться трапезой и нашел в лице Мэри полное понимание и сочувствие. Чуть ли не впервые в жизни он мог говорить с дамой за обедом о чем угодно, не опасаясь наскучить собеседнице. Да и объяснять через слово используемую терминологию не приходилось. Напротив него сидел, смакуя запеченную телятину, собрат-офицер, а то, что этот офицер был женщиной, только добавляло вкуса изысканному соусу.

Когда с горячим было покончено, Никита предложил Мэри перебраться из-за стола на диван, дабы отдать должное десерту в более непринужденной обстановке. Здесь Мэри впервые замешкалась: как правильно есть гранаты, она не знала, потому что видела их впервые и жизни. Никита этого не знал тоже, и они решили, что будут действовать, как получится, и никому об этом не скажут. Каким-то чудом Мэри ухитрилась поймать несколько рубиновых капель сока до того, как они безнадежно испортили рубашку, но перемазалась она при этом… Никита с трудом сдерживался, чтобы не предложить свои услуги, рука с салфеткой почти сама собой потянулась к подбородку девушки и он еле успел придержать ее и сделать вид, что просто хотел положить салфетку на столик. Лгать самому себе он не собирался, Мэри Гамильтон волновала его как женщина, но пока что он слабо представлял себе, как она отреагирует на его попытку поухаживать.

Чтобы чем-то занять руки, он попросил разрешения закурить и получил его при условии, что предложит сигару и даме. Мэри по достоинству оценила аромат незнакомого табака, заметив лишь, что «Восход Тариссы», к которому она привыкла, не столь крепок, да и сама сигара тоньше. Никита со смехом заявил, что если его гостья не осилит «Анатолию» целиком, она может, если пожелает, для каждой затяжки раскуривать новую сигару, был шутливо обвинен в мотовстве и охотно согласился с этим. Нет, положительно, вечер удался на славу. Приятная беседа, сигара, коньяк… Только почему-то в салоне стало заметно жарче. Система терморегуляции сбоит или он просто выпил больше, чем следовало? А может быть, дело в том, что взгляд, будто намагниченный, все время соскальзываем к распахнутому вороту рубашки сидящей неподалеку женщины? Вот в этом и заключается главный недостаток дружеской беседы — перенести ее в плоскость флирта совсем непросто…

Судя по всему, Мэри заметила и взгляды, которые бросал на нее исподтишка собеседник, и внезапно возникшую напряженность, но истолковала их по-своему. Безуспешно попытавшись найти в зоне досягаемости качественную отражающую поверхность, она, наконец, решительно обратилась к Никите:

— Простите, у вас здесь не найдется зеркала?

— Зеркала? — удивленно переспросил он. — Зачем вам зеркало? Поверьте, Мэри, вы прекрасно выглядите!

— Видите ли… — Мэри замялась, — у меня создалось впечатление, что либо с моим лицом, либо с одеждой что-то не в порядке. Вы так пристально смотрите…

А, была не была!

— Я смотрю на вас, потому что вы мне нравитесь. Вы удивительная женщина, капитан Гамильтон, мэм, — Никита старался говорить легкомысленным тоном, но глаза оставались серьезными. — Я благодарен судьбе за то, что она позволила мне встретить вас и, пусть совсем недолго, наслаждаться вашим обществом.

Мэри окинула его долгим внимательным взглядом, встала с дивана и отошла к иллюминатору. За толстым, абсолютно прозрачным стеклом плыл шар Бельтайна, на орбиту которого крейсер вышел где-то между телятиной и коньяком.

— В Нью-Дублине ночь, — произнесла она невпопад, и Корсаков, поднявшись на ноги, решился:

— Мэри, мы оба офицеры, ни одному из нас не принадлежат ни его жизнь, ни его смерть; нас обоих ведет за собой долг перед нашими государствами. Совсем скоро вы спуститесь на Бельтайн и будете участвовать в восстановлении родной планеты, а я вернусь в империю и после отпуска снова уйду в рейд. Возможно, мы встретимся снова, и очень скоро. Возможно, не встретимся никогда. Но сейчас в Нью-Дублине ночь, и я хочу, чтобы вы разделили ее со мной.

Мэри молчала так долго, что Никита потерял всякую надежду не только на согласие, но даже на ответ. Однако извиниться он не успел — она заговорила, глухо и безучастно, не оборачиваясь и водя пальцем по стеклу иллюминатора:

— У меня есть встречное предложение, Никита. Я рекомендую вам подождать до спуска на Бельтайн. Ведь вы же спуститесь? Наверняка Совет будет рад приветствовать командующего союзников, и потом, этого требуют правила уже обсуждавшегося сегодня этикета…