Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока - Еремей Иудович Парнов

ранее чем через две недели, когда он вернется из дальней поездки.

«Тибетский дом». Силуэт чортэня

- К сожалению, срок моей командировки заканчивается несколько раньше, - я не сумел скрыть огорчения.

- Ничего! - Управитель попытался утешить: - Вы родились в год Деревянной Свиньи, как и его святейшество. Звезды благоприятствуют встрече.

Ровно через пять лет, в 1979 году, встреча состоялась в столице Монголии Улан-Баторе, куда далай-лама приехал, чтобы принять участие в Пятой Азиатской буддийской конференции за мир (АБКМ).

Гандантэкчзнлин - внушительный комплекс храмов, монастыря и духовной школы, основанный в 1838 году, сверкал свежей краской и позолотой наверший. Трепетали на ветру флаги пяти стихий, придавая происходящей церемонии некий космический смысл. Обширный двор обегала ковровая дорожка, застланная желтой широкой лентой, символизирующей путь ламаизма, на который высокий гость ступил сорок четыре года назад.

Храм Гандантэкчзнлин (Монголия)

В главном храме было не протолкнуться. Желтые, красные, красно-желтые тоги - санг-хати монахов казались при ярком электрическом освещении языками пламени. Ухали барабаны, звенели серебряные колокольчики, голоса лам, читавших священный Ганджур, сливались в однообразный рокочущий напев.

Он сидел у северной стены на высоком троне, принадлежащем хамбо-ламе Гомбожаву, президенту АБКМ, главе монгольских буддистов, члену Всемирного Совета Мира. Перед ним стояла украшенная кораллами мандала, сосуд с амритой, заткнутый кропилом из павлиньих перьев. Сзади, освещенные лампадами, сверкали позолоченные фигурки богов, впереди выстроилась очередь лам с голубыми шарфами - хадаками - в руках. Это был одновременно и молебен, который служил сам далай-лама, и аудиенция, которую высший иерарх ламаизма давал монгольскому духовенству, связанному с его покинутой родиной давними и сложными отношениями.

Я следил за плавными и очень точными жестами далай-ламы и невольно любовался искусством и быстротой, с которыми он касался склоненных голов. В его прикосновениях ощущались ласка и дружелюбие, его улыбка всякий раз была неожиданной и глубоко личной, словно предназначенной именно для того человека, который вручал в данный момент голубой шелк привета.

Как и другие, он был очень коротко острижен, его красное с желтыми концами монашеское платье открывало, по уставу, правое плечо. Смуглое, очень живое лицо, простые, чуть притемненные очки, и всякий раз, как нежданная вспышка, подкупающая улыбка на точеном скуластом лице.

Встреча с XLV далай-ламой

На церемонии присутствовали только ламы, немногочисленные паломники и местные журналисты. Ни один иностранный гость, прибывший на конференцию, а тем более корреспондент, несмотря на все ухищрения, не был сюда допущен. Мне не стыдно признаться, что я испытывал суетную, мирскую радость при мысли о том, что одно-единственное исключение все же было сделано…

Я стоял в четырех шагах от трона, преисполненный жгучего интереса, словом, чего угодно, но только не смирения, как этого требовали обстоятельства, нет. Впервые посторонний, да еще заведомый атеист, открыто, не таясь, мог присутствовать на богослужении живого бога. Да и сам Четырнадцатый далай-лама стоял на монгольской земле впервые.

На другой день, выступая с трибуны, украшенной знаком скрещенных громовых стрел, он скажет:

- Чудесный цветок расцвел на прекрасной земле Монголии, издавна связанной с моей страной. Если мир станет высшей целью каждого человека, не будет войн на земле.

Познав войны и беды, он понял, что из всех высоких истин самая высокая - все же мир. Собственно, этой, жизненно важной для каждого человека теме и была посвящена конференция. На следующий день, когда мне удалось встретиться с далай-ламой, я подарил ему свою книгу «Бронзовая улыбка» - о старом Тибете и далай-ламах. Увидев на обложке яка, он буквально озарился:

- Это як! Мои несравненные горы!

- Теперь я знаю улыбку далай-ламы, - сказал я, когда он попросил перевести название. - Могу лишь сожалеть о неточном заголовке.

- Если вспоминать о прошлом, не угадать будущего, - в его глазах мелькнуло озорство. - Если знать будущее, можно не вспоминать о прошлом. Не все далай-ламы были похожи на Шестого, поэта и весельчака.

- Читая теперь любовные песни Шестого, я все-таки буду вспоминать улыбку Четырнадцатого… Напишите мне что-нибудь на память, если это возможно.

Он взял красочную литографию с призывом о мире, на которой в традиционно буддийском стиле была изображена рука с чудесным цветком в удлиненных пальцах.

«Пусть все, поднявшие мечи, побратаются с цветами в руках», - было написано на небесной голубизне…

В начале X века тибетский царь Ландарма вместе со сплотившимися вокруг него приверженцами родо-племенных обычаев попытался подорвать буддизм, но потерпел поражение. Ландарма был убит и обрел в потомстве славу еретика. Окончательная победа буддизма в Тибете ознаменовалась широким распространением тантризма. Его принесли тот же Падмасамбава и монах Джу-Адишу, приехавший в середине XI века из Индии.

Тибетская система тантр вознесла над всеми богами не имеющего ни конца, ни начала Адибудду. Остальных будд она разделила на три категории: человеческие, созерцательные и бесформенные. Учение Гаутамы растворилось в причудливой смеси разнородных, а подчас и просто фантастических культов. Созерцание и магические заклинания - дара-ни - сделались едва ли не единственным средством достижения нирваны. Вместо того чтобы блуждать во мраке перерождений, человек мог обрести ее посредством короткой формулы. Собственная воля уступила место магическим ритуалам знатоков тантр, изощренная философская система переплелась с колдовством. Победа буддизма в Тибете была достигнута ценой известных потерь в его философской этике.

Гималаи покрылись сетью монастырей, в которых десятки тысяч лам могли спокойно предаваться созерцанию, изучению священных свитков и тайным оргиям по тантрическим рецептам. Механическое повторение дарани приобрело настолько формальный смысл, что ленты с заклинаниями привязывались к ветвям деревьев, чтобы их читал ветер, вкладывались в особые цилиндры с лопастями, чтобы их повторяла вода, заставляющая эти цилиндры вертеться. Чем быстрее вращались ручные или приводимые в движение водой и ветром цилиндры, тем быстрее обращались свернутые свитки с заклинаниями и тем сильнее должно было быть их воздействие на невидимый мир.

Монгольские завоеватели, особенно хан Хубилай, поддерживали влияние буддизма на души людей. Настоятеля самого влиятельного сакьяского монастыря Пагба-ламу сделали даже наместником императора. Точно так же поступали императоры Минской династии. Может быть, с той лишь разницей, что, проводя политику раздробления страны, они не давали одним монастырям усиливаться за счет других. Поэтому буддийские секты в Тибете множились.

Против этого восстал легендарный реформатор Цзонхава - основатель секты гэлуг-па. Жил он в XIV - XV веках и, согласно легенде, происходил из монастыря Гумбум в Амдо. Цзонхава решил возродить древнебуддийские строгость и чистоту нравов, которые должны были объединить различные слабо