Золотое дело - Сергей Булыга

– Она, – тихо ответил Маркел.

Гычев стал креститься и крестился долго. Маркел снял шапку и сказал:

– Вот такова моя служба!

И больше не пил.

Потом все полегли. Маркел всю ночь ворочался, прислушивался, но ничего недоброго не слышал.

Утром они встали и ушли. Только перед самым уходом Гычев подошёл к Бабе, она тогда ещё стояла в сенях, и положил ей руку на плечо, и это всё.

Потом они, через три дня, это всё на Саввиных собаках, приехали в Яренск. Там было много легче. Батищев встретил Маркела с большой радостью, говорил, не чаял уже встретить, а тут вдруг явился! И тут же спросил:

– А это что? – и показал на Бабу.

– Про это после расскажу, – сказал Маркел.

Батищев согласно кивнул. Стрельцы потащили Бабу в воеводские хоромы. Там, в трапезной, стол был ещё не накрыт, поэтому Бабу поставили прямо на стол, Маркел махнул рукой, и её разоблачили. Батищев как увидел Бабу, тихо охнул. После походил вокруг, спросил, не золотая ли. Маркел пожал плечами. Батищев достал нож, примерился, ткнул в Бабу, посмотрел, что получилось, и сказал:

– Я так и думал, деревянная.

Маркел молчал.

– Да ты не горюй! – сказал Батищев. – Тебе что было велено? Её привезти? Ты и везёшь. А какая она из себя, это уже не твоя забота. Верно?

Маркел подумал и кивнул, что верно. Батищев снова посмотрел на Бабу, прищёлкнул языком и нараспев сказал:

– Хороша! – А после, опять повернувшись к Маркелу, спросил, где тот её добыл. Маркел уклончиво ответил, что об этом долго рассказывать.

– А я никуда не спешу, – сказал Батищев.

И, кликнув челядь, велел подать обед. Челядины побежали накрывать на стол. Правильней, на полстола, потому что вторую его половину занимала сидящая Баба. Челядины искоса поглядывали на неё, но никто на всякий случай ничего о ней не спрашивал.

Потом челядины ушли, Батищев и Маркел сели, опрокинули по шкалику, и Маркел начал рассказывать. Рассказывал долго, подробно, ничего не утаивал, только про своё житьё у Золотой Бабы ничего не сказал, пропустил, сказал только про то, как он подошёл к пещере, как на него оттуда кинулся шайтанщик, как он от него отбился, а потом сразу:

– И я упал. А просыпаюсь, а шайтанщика уже нет нигде, мой кистень на полу валяется, и тут же сидит эта Баба.

– В таком виде?

– Да.

– И это всё? – спросил Батищев, усмехаясь.

– Как будто всё, – сказал Маркел. – Если меня там не околдовали, конечно.

– Околдовали, околдовали! – радостно подхватил Батищев. – Такая бабища, и вдруг не околдует! – И тут же спросил: – Колдовала жарко?

Маркел в ответ только шумно вздохнул.

– Вот это по-нашему! – сказал Батищев. – Да и не красней ты так! Я, что ли, поп, чтобы тебя срамить?!

Он снова посмотрел на Бабу и задумался, потом сказал:

– Ладно, рассказывай дальше.

Маркел стал рассказывать про то, как он нашёл своих стрельцов, как они тащили Бабу, как она становилась то легче, то тяжелее, а то опять легче. Потом рассказал про самоедов, и что старшим у них был старик в трёхрогом шлеме.

– Это Яркома-князь, – сказал Батищев. – Очень на это дело лютый. И он тебя вдруг упустил. Как-то не верится. Или тут что-то сокрыто.

Маркел, а за ним Батищев, посмотрели на Бабу. Баба им как будто усмехнулась.

– Хватит! Больше пить не будем! – сказал Батищев.

И первым встал из-за стола. Маркел встал за ним. Батищев спросил подорожную, посмотрел её, сказал, что так не годится, что он напишет лучше, а пока Маркелу надо отдохнуть.

Маркела отвели, он лёг и спал до завтрашнего чуть ли не полудня, увидел, что уже такое время позднее, и начал быстро собираться. Пришёл Батищев, дал ему новую, от своего имени, подорожную, в которой вместо «с бесовским идолом» было записано «с потребным грузом» и чтобы давали две не простых, а обязательно больших подводы – одну для Маркела, вторую для Бабы. А берёзовских стрельцов, сказал Батищев, он ещё утром отправил обратно в Берёзов. Маркел поблагодарил Батищева, вышел во двор, там его уже ждали двое ямских саней, первые были ещё пустые, а во вторых уже сидела Баба. И они поехали.

И ехали они ещё почти что три недели. Ни к кому Маркел уже не заходил, а приезжал на ямской двор, Бабу сгружали, ругались, Маркел перекусывал, ложился, рядом всегда стояла Баба – и молчала, а утром Маркел выходил, за ним вытаскивали Бабу, костерили, он ехал, опять костерили…

И так дальше. Дни становились всё длинней, теплей, снег таял, он проехал Устюг, Тотьму, Вологду, Ростов, Ярославль, Переславль, Сергиев Посад…

И ближе к полудню двадцать первого марта 1596-го, правильней, конечно, 7104 года, он приехал в Москву, въехал через Сретенские ворота. Казалось бы, вот наконец… Да вот на душе у него было гадко. А что! В боку болело нестерпимо – и от старой раны, и от новой. Но ещё больше ему было горько от того, что зря он съездил, зря столько бился, столько плутал, столько мёрз, и самого чуть не сожрали, а привёз какую-то никому не нужную деревяшку. Князь Семён разгневается страшно! А ещё ему будет перед Щелкаловым очень неловко, и он станет орать ещё громче! Хотя, тут же подумалось, а чего орать? Что они просили, то он им и привёз, правильно Батищев говорил. Так что вот вам Баба, делайте с ней что хотите, а мне…

А что «мне», думал Маркел, а тебе, дружок, шиш с маслом! Что привёз, за то и получи, ещё хорошо, что не в морду, думал Маркел, проезжая по Сретенке. Вот до чего было ему тогда невесело. Даже, прямо признаться, ехать не хотелось, а хотелось… Да, вот именно. Поэтому когда Маркел подъезжал к Кремлю, к Никольским воротам, он там даже привстал в санях и посмотрел направо, на кабак и на крыльцо при нём, но что-то дёрнуло его не выходить. И он поехал дальше.

У него тогда, кстати, было уже не две, а только одна подвода, вторую он давно отпустил. Не нужна стала вторая, ссохлась Баба, проклятая ведьма, бесовка, совсем в ней веса не осталось, что теперь боярину показывать, думал Маркел, а сам показал рукой вперёд, к приказам. Ямщик туда и повернул.

Возле Разбойного крыльца Маркел велел остановиться, вышел. На крыльце стоял Герасим, сторож, он увидел Маркела, снял шапку. Маркел, покосившись на ямщика, велел Герасиму присматривать за, как Маркел это назвал, узлом, а сам пошёл в приказ, поднялся на второй этаж, подёргал двери, но везде было закрыто.

– Что это? – спросил Маркел у рынды.

– Боярин уехал по делам, – ответил рында, – и ваши сразу разбежались. Сегодня никого уже не будет.

Маркел вздохнул, пошёл обратно.

Когда он вышел на крыльцо, саней тоже уже видно не было, а узел просто стоял на снегу. А какой он теперь махонький, подумал Маркел, какая Баба там усохшая! Ну да что теперь поделаешь. Маркел спустился с крыльца, взвалил узел на плечи и пошёл домой.