Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1 - Валерий Федорович Солдатенко

тому времени были исчерпаны), но и насущной необходимостью получить хлеб, продовольствие, без которых взрывоопасная ситуация, сложившаяся в этих государствах, обещала довольно быстро стать критической. Для М. С. Грушевского – единственного государственного деятеля, инструктировавшего мирную делегацию, было понятно, что при таких обстоятельствах ловкие дипломаты центральноевропейских государств будут искать возможности добиться таких соглашений, при которых откровенно слабую в военно-политическом отношении УНР можно будет заставить «заплатить» за мир своими сырьевыми и продовольственными ресурсами, одновременно экономически и военно-политически ослабляя позиции Советской России. Однако и украинцы должны воспользоваться положением, в которое попали правительства Германии и особенно Австро-Венгрии, для осуществления давних украинских территориальных домогательств: воссоединить с Большой Украиной ее западные земли[553].

Следует отметить, что лидеры украинского движения в Австро-Венгрии («Украинская Парламентарная Репрезентация» и Народный комитет) вели себя несколько двусмысленно. С одной стороны, они постоянно заявляли о желании воссоединить две ветви украинского народа, а с другой – сами же доказывали практическую нереальность осуществления таких стремлений в ближайшее время и согласны были удовлетвориться культурно-национальной автономией украинцев в составе империи (старая идея «коронного края» – «кронланда»). Поэтому М. С. Грушевский, точно определив линию будущей границы между Польшей и Украиной на северо-востоке («беспокоясь о каждом городке, о каждом селе с украинским населением»), считал, что при уступчивости Австро-Венгрии в конце концов можно будет, использовав все возможности на переговорах, согласиться и на упомянутый более умеренный вариант[554].

Но с первых же контактов (как официальных, так и частных) австро-германская сторона то с негодованием, то с насмешкой отвергала украинские предложения, высокомерно заявляя, что не допустит вмешательства в свои внутренние дела, ни за что не согласится на «территориальные аспекты», в частности никаких разговоров о Карпатской (Венгерской) Руси (Закарпатье) и слышать не хотела. Категорически отвергались предложения провести референдум в Галиции и на Буковине для выяснения настроений населения о его самоопределении. Признание независимой УНР ставилось в прямую зависимость от согласия Украины на границу, существовавшую между Россией и Австро-Венгрией к началу мировой войны[555].

Однако венское и берлинское правительства все настойчивее требовали от своих дипломатов не возвращаться с конференции без хлеба. Украинские же делегаты, хотя и сами были представителями страны, оказавшейся в крайне критическом положении, настаивали на своем.

Тогда, подтвердив 18 января 1918 г. специальным заявлением полномочия делегации Центральной Рады и официально признав УНР независимым государством, имеющим право самостоятельно заключать международные договоры, австро-германская сторона на сепаратном совещании с украинскими представителями оказала на них беспрецедентное давление. Министр иностранных дел Австро-Венгрии О. Чернин от лица обоих государств подчеркнул, что правительство УНР находится в безнадежном положении, а потому нужно немедленно подписать подготовленный проект договора. В нем содержались всего лишь три позиции: общая констатация завершения состояния войны; намерение установить дипломатические и консульские отношения между центральными государствами и УНР; обязательство УНР поставить центральным государством 1 млн тонн зерна и множество других пищевых продуктов. Остальные вопросы откладывались до специального согласования их правительствами[556].

На следующий день украинские дипломаты предложили свой контрпроект. В нем также было три пункта: граница в Холмщине пролегает по этнографическому принципу; обязательство УНР предоставить центральным государствам зерно и сырье должно быть зафиксировано отдельным дополнительным (впоследствии оно станет «тайным») соглашением; Австро-Венгрия обязана провести границу на основании этнографического раздела Галиции на Западную и Восточную и образовать из Восточной Галиции и Буковины коронный край[557].

После официального ознакомления партнеров с этими условиями руководители австро-венгерской и немецкой делегаций О. Чернин и Р. Кюльман срочно выехали в Берлин на широкое совещание членов правительства обоих государств. На нем окончательно было решено «любой ценой заключить с Украиной мир и оказать ей военную помощь, если она сама ее попросит»[558]. По сути, было получено принципиальное согласие на вариант, предложенный украинской делегацией.

Но времени на внимательное редактирование итогового документа практически не было: из Украины поступали тревожные сообщения. Украинская делегация еще до полудня 26 января через специального курьера получила сведения, что Центральная Рада накануне оставила Киев, но скрыла информацию до подписания договора 27 января[559]. Собственно, речь идет об Основном договоре и ряде дополнительных тайных протоколов, значение которых отнюдь не было второстепенным.

Основной текст договора удостоверял завершение состояния войны между Украинской Народной Республикой, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией, Османской империей – с другой, а также их желание жить в мире и дружбе. Стороны отказывались от взаимных территориальных и материальных претензий, обменивались военнопленными, обязывались наладить экономические отношения[560].

Договор, подписанный представителями УНР с Центральными государствами, – это акт геополитического масштаба: он стал первым договором времен мировой войны, укротившим кровавое сумасшествие на гигантских пространствах с десятками миллионов населения. На дипломатическом фронте достигалась одна из стратегических задач Украинской революции, что было вполне созвучно стремлениям народов воюющих стран, всего человечества.

Вместе с тем, оценивая брестские соглашения, очень важно рассматривать все документы в комплексе. А в многочисленных спорах нужно избегать абстракций; вполне резонно прислушиваться к размышлениям непосредственных творцов важных исторических актов.

Так, уже 27 января 1918 г. граф О. Чернин прислал в Вену сообщение чрезвычайной важности, в котором передано не только полное содержание достигнутых с УНР соглашений, но и смысловая расшифровка формул и их комбинаций, разгадать дальновидные последствия реализации которых украинским делегатам было крайне трудно.

Кстати, здесь постарался украинец Н. К. Зализняк, который, не имея никаких официальных полномочий, с огромным энтузиазмом убеждал делегацию УНР согласиться с формулировками, предложенными западными партнерами[561] (дальнейшая его судьба свидетельствует, что выявленная активность была отнюдь не бескорыстной). В упомянутом документе среди прочего говорилось о таком:

Граница между Австро-Венгрией и Украиной остается такой же, какой она была до 1914 г. между Австро-Венгрией и Россией. Что же касается границы УНР с Польшей, то ее должна была позже установить смешанная комиссия[562].

Другим положением документа (секретного протокола) Украина обязывалась поставить Центральным государствам не менее 1 млн тонн зерна и, по словам О. Чернина, Германия и Австро-Венгрия «должны помочь в организации транспорта через предоставление воинского и технического персонала, так что поставки должны оказаться в наших руках»[563].

В тайной декларации, которой обменялись лишь министр иностранных дел Австро-Венгрии и представители украинской делегации, речь шла о гарантиях в УНР, предоставляемых национальным меньшинствам и обещаниях цесарского правительства разработать до 20 июля 1918 г. законопроект, согласно которому Восточная Галиция и Буковина с украинским населением должны были объединиться в один «коронный край», а также заверениях, что правительство империи постарается придать этому силу закона[564].

Кажется, асимметрия здесь столь разительна, даже возмутительна, что не заметить