Русь окаянная - Сергей Норка

Утром следующего дня из программы новостей он узнал, что забастовали несколько крупных предприятий и городской транспорт. Это означало, что скоро начнутся перебои с бензином и продовольствием.

В прескверном расположении духа он поехал на объект, а затем в гостиницу «Московская», где должны были пройти переговоры с администрацией относительно ремонта здания мэрии.

Сумма контракта намечалась значительно большая, чем в случае с Таврическим дворцом, конкуренты! наступали на пятки, и поэтому Юрий Григорьевич! очень нервничал. Около гостиницы его взору предстала неприятная картина. По пустынной мостовой навстречу его машине шли человек двадцать с плакатами: «Долой воровской режим!» и «Кто хочет жить, присоединяйтесь!»

Юрий Григорьевич притормозил, подъехал к тротуару, вышел из машины и стал наблюдать за процессией. Группа, к которой начали присоединяться пешеходы, прошла мимо него. Сам не зная почему, он запер машину и, не торопясь, последовал за демонстрантами.

Подразделение милиции преградило путь толпе.

— Пройдите на тротуар! Не нарушайте правила уличного движения! — закричал офицер с погонами капитана, но толпа упрямо продолжала наступать на милиционеров. Через несколько секунд в ход уже пошли дубинки.

Демонстранты сели на мостовую, крепко сцепившись руками. Милиция, продолжая наносить удары, начала их растаскивать. Вокруг собралась внушительная толпа, которая пока никак не реагировала на происходящее, но чувствовалось, что напряжение растет.

От клубка тел наконец оторвали какую-то старуху, которую двое ментов поволокли за ноги к тротуару.

— Сыночки! За что? — простонала она, и вдруг ее глаза остекленели.

— Кого бьете, демократы? — вдруг завопил стоявший справа от Романченко мужичонка в потертом пиджаке, с пакетом картошки в руках. Он сунул руку в пакет, и в милиционеров полетели увесистые грязные клубни.

— Бей их! — раздалось слева, и тут же со всех сторон грянуло старое доброе русское «ура». Толпа сначала замерла, а затем кинулась на милиционеров, вкладывая в удары кулаков накопленную годами ненависть к режиму.

* * *

В стране, где две трети людей находятся за чертой бедности, ситуация в экономике (не в Москве, нет) не улучшается уже девять лет. У подавляющего большинства населения нет никаких иллюзий в отношении способностей политической элиты вывести страну из кризиса, радикальная оппозиция обречена на успех. Вопрос только в появлении вождей улицы, вождей униженных и оскорбленных. И не нужно тешиться надеждой, что за ними не пойдут. Данные социологов показывают, что в акциях протеста, демонстрациях и пикетах готовы принять в «спокойное», т. е. обычное время около 10 % людей, а во время обострения ситуации — до 50 %. А на так любимом нашими аналитиками Западе 10 % протестного населения свидетельствовали бы о предреволюционном состоянии.

Новая газета, 15 сентября 1999 г.

* * *

В голове Романченко как молния пронеслись все обиды и унижения, выпавшие на его долю за последние несколько лет. Ничего не соображая, он подскочил к одному из ментов и двинул его тяжелым кулаком по макушке. Через несколько секунд милицейский кордон был облеплен вопящей живой массой. На мостовую шмякнулось что-то железное. Юрий Григорьевич глянул под ноги и увидел пистолет, который, видимо, выпал из кобуры мента, получившего удар по голове. Романченко ухитрился нагнуться (для этого ему понадобилось напрячь все силы), поднял оружие и сунул в карман.

Забыв про оставленную машину, вместе с толпой он дошел до Дворцовой площади, где вовсю кипел митинг. Лозунг был только один: «Долой воровской режим! Президента в отставку!»

Домой Юрий Григорьевич добирался несколько часов, хотя жил не очень далеко от Дворцовой площади. За несколько часов весь центр Питера покрылся баррикадами, возле которых толпился народ. Время от времени в толпу митингующих кто-то бросал листовки, очень краткие по содержанию, но отвечающие настроению людей. Забежав домой, он обнаружил, что ни жены, ни дочери в квартире не было. Наскоро перекусив, он включил телевизор, надеясь почерпнуть что-либо новое о происходящих событиях. К его величайшему изумлению, ни по одной из центральных программ не сообщалось о волнениях в Санкт-Петербурге. Ночь Юрий Григорьевич провел на баррикаде неподалеку от дома.

Россия это не страны Запада, где природных ресурсов практически нет. Если бы там сложилась подобная ситуация, то любое государство такого способа развития и выживания, а точнее «бардака», уже давно бы не выдержало. Ну, максимум, продержалось бы пару лет. В вашей стране подобное состояние может продолжаться сколько угодно, потому что в России несметные природные ресурсы.

Дж. Кьеза, итальянский социолог, специалист по России.

Лица, № 8, 1999 г.

* * *

Владимир Иванович Дубков уже стоял в дверях, когда зазвонил телефон. Первым его побуждением было выйти из квартиры, предоставив аппарату надрываться хоть до самого вечера, но, поскольку он шел на встречу с осведомителем у. не исключал, что это может звонить он, пытаясь отменить или перенести встречу, подошел к телефону и взял трубку.

— Слушаю, — сказал он недовольным голосом.

— Ты сегодня в котором часу будешь? — раздался в трубке голос главного редактора.

— Я же тебе вчера сказал, что буду после трех. Ты что, с похмелки, что ли?

— Приезжай немедленно. Есть важное задание, — бухнуло в трубке, а затем послышались короткие гудки.

От души выругавшись. Дубков набрал номер приемной Сани, чтобы высказать все, что он думал по поводу его звонка, но секретарша любезно сообщила ему, что Александр Васильевич только что вышел и будет минут через сорок. Делать было нечего. Дубков поехал в редакцию.

В кабинете Сани сидел один из помощников президента, которого журналист знал в лицо. Василий Викторович Приходько, которому в узком журналистском кругу дали прозвище Холуй за его умение разыгрывать искреннее веселье при отпускании президентом плоских шуток, был мрачен.

— Это и есть твой супер? — спросил он редактора, пренебрежительно кивнув на Дубкова.

— Он самый, — любовно посмотрел на Владимира Ивановича редактор. — Ты с ним поосторожней. Если на тебя зуб заимеет, солоно тебе придется.

Судя по пренебрежительному лицу Холуя, его мало впечатлила характеристика рядового журналиста. Сохраняя на лице выражение понимания собственной значимости, но придав ему некоторую сановную снисходительность, Приходько начал излагать суть вопроса, для решения которого и понадобился супер.

— Простите, как вас? — спросил он Владимира Ивановича, глядя почему-то на редактора.

— Владимир Иванович, — любезно сообщил Саня. Дубкову была понятна эта любезность, поскольку газета, которую вот уже несколько лет возглавлял его друг Саня и в которой Дубков работал, принадлежала финансовому магнату, входящему в правящий клан, именуемый в прессе «семьей».