Товарищ жандарм - Станислав Сергеев

— Изложите и его. Вы же в курсе, что императорская семья была не в восторге от выбора наследника, и если в определенных рамках нужно рискнуть, то возможно, что жизнь и здоровье цесаревны Марии Александровны и нерожденного ребенка не настолько важны, как жизни цесаревича Александра Николаевича и его сына Николая Александровича.

Я начал излагать свой план по использованию светошумовых гранат, слезоточивого газа и других неизвестных в этом времени вещей, которые очень осложняют жизнь террористам.

— Хм. Весьма интересно. Дерзко. Очень дерзко, но ведь может и получиться…

Тут неожиданно открылась дверь, и в комнату вошел Император. Мы с генералом подскочили и стали по стойке смирно. В свете свечей выглядел он неважно, осунувшимся, сильно постаревшим с той недавней встречи.

— Здравствуйте, Александр Павлович.

— Здравия желаю, ваше императорское величество.

— Ну что скажете, Леонтий Васильевич?

— Я думаю, что Александр Павлович вполне способен решить поставленную задачу…

Наше прибытие постарались оставить в тайне, поэтому переодевшись в мундиры офицеров пехотного полка, мы со Стебловым, вахмистром Любкиным и с Николаевичем отправились провести рекогносцировку. В это же время к Царскому Селу срочно выдвигались несколько полков регулярной армии, которые должны были заменить гвардейцев на ближних подступах к захваченному дворцу. Линию оцепления отодвинули на целую версту и ввели максимально жесткий пропускной режим. Благодаря тому, что пока не было ни телефонов, ни мобильников, ни Интернета, сношение террористов с внешним миром могло происходить только посредством передачи письменных сообщений через своих людей. Я не сомневался, что среди зевак, слуг, офицеров, сановников, которые толпой приперлись ко дворцу, услышав про нападение, обязательно должны быть контролеры от руководства террористов. Поэтому появление линейных полков, офицеры которых были проинструктированы лично генералом Дубельтом в присутствии императора, стало неприятным сюрпризом для некоторых людей. Гвардейские офицеры, большинство из которых были готовы хоть с голыми руками идти освобождать наследника, начали роптать, но Николай I показал зубы и жестко отчитал делегацию командиров гвардейских полков, которые возмущались тем, что их использовали в качестве внешнего оцепления, а основные функции возложили на обычные пехотные части. Тут император был прав, реально гвардия профукала нападение: пропустить более сорока боевиков на территорию охраняемого объекта, это нужно постараться, и тут без предательства явно не обошлось.

Так же по всем кораблям Балтийского флота собирали лучших абордажников, способных мастерски владеть холодным и огнестрельным оружием, причем применительно к бою в условиях ограниченного пространства. Естественно, все это делалось втайне, но утечка информации о нападении поляков на наследника уже всколыхнула народ, который толпами повалил к Царскому Селу и пока сдерживался внешними кордонами из гвардейцев. Но, так или иначе, напряжение нарастало, и все ждали какого-то разрешения сложившейся ситуации.

В таких условиях нам, точнее мне, был предоставлен карт-бланш, и в мое распоряжение отдавались любые ресурсы. Это было много, это давало конкретный шанс упрочить свои позиции при дворе, и я дал самому себе слово, что не упущу такую возможность.

Под утро в гостиницу, которая временно стала чем-то вроде удаленного штаба операции, прибыли трое офицеров-гвардейцев, прекрасно ориентирующихся в захваченном здании и знающие расположение комнат, лестниц, проходов. Это были представители весьма известных фамилий, и они сразу попытались показать свое презрение к нам, офицерам Отдельного корпуса жандармов — так мы были им представлены. Еще их больше всего задевало, что разработку и исполнение операции поручили именно жандармам, а не им, опоре трона. Поэтому изначально как-то разговор не клеился. Конечно, всю необходимую информацию из них вытянули, но что-то мне не нравилось. Гвардейцы в принципе сразу просекли, что нас больше всего интересует, и сразу стали давать свои советы.

Мы со Стебловым их выслушали, приняли к сведению, но не более того. Присутствующий тут же генерал Дубельт, осуществляющий надзор за планированием операции, остававшийся при этом немым свидетелем разговора, хмурился, но помалкивал. В первое время гвардейцы на него косо посматривали, но сделав вывод, что после такого происшествия генерал попал в опалу, начали немного дерзить, а чуть позже и хамить. А на мое распоряжение, что они до окончания операции останутся здесь, в изоляции, просто начали качать права и наезжать. Младший из них, капитан Семушкин, стал разыгрывать спектакль и попытался вызвать меня на дуэль:

— Господин жандарм, полномочия, предоставленные вам по распоряжению его императорского величества, не дают вам права оскорблять недоверием гвардейских офицеров, верных слуг Отчизны. Да будет вам известно, что пятнадцать наших товарищей погибли, защищая наследника. И после этого вы смеете нас задерживать в подозрении, что мы выдадим ваши планы бандитам? Такое оскорбление можно смыть только…

И тут же замер на полуслове, уставившись в направленный ему в лоб пистолет Стечкина, который уже давно ждал этого момента. Сзади в затылок трындливого капитана уперся ствол ПМа — это Любкин подсуетился, увидев, что ситуация развивается весьма непредсказуемо. Вахмистр был на подъеме, поэтому не удержался и высказался:

— Ну, ваше благородие, может, еще что скажете? Его благородие, господин капитан прикажет — будете уток изображать, плавать в пруду и крякать…

Тут не выдержал полковник, старший в этой компании, ошарашенный таким поворотом событий и особенно ответной агрессией.

— Это как надо понимать, господин капитан? Уймите своего холопа!

— Вахмистр не холоп, а боевой соратник. Следите за языком…

— Это вам просто так с рук не сойдет…

Я не выдержал и начал в ответ хамить:

— И что? Пока не завершена операция, все наши действия направлены на спасение наследника и членов императорской фамилии. Любые поползновения, недовольство, наезды, типа нынешнего вызова на дуэль, будут расцениваться как саботаж нашей миссии с соответствующими выводами и незамедлительными решениями, вплоть до расстрела. У меня есть такие полномочия. Если я считаю, что вас нужно задержать на определенное время, так оно и будет. Попытка досрочно выйти, связаться со знакомыми, передать сообщение будет расцениваться как нарушение режима секретности. Хватит, господа гвардейцы! Просрали наследника, теперь дайте возможность за вами подтереть людям, которые в этом хоть что-то понимают. Всё, разговор закончен.

— Это возмутительно. Я так просто этого не оставлю.

— Да флаг в руки и барабан на шею…

Третий, молчавший до этого майор, коротко высказался:

— Когда это все закончится, вы не сможете уклониться от поединка. В нашем лице вы задели честь всей гвардии.

— И что? Мне сейчас рыдать от страха? Хрен вам, а не Сталинград. Вы можете говорить что хотите, поединка не будет. Я служу России и тратить время и рисковать жизнью ради расфуфыренных снобов не собираюсь. Можете это расценивать как трусость — ваше право. Вот только поле боя покажет, где трусость, а где настоящее воинское мастерство.