Формула бессмертия. На пути к неизбежному - Александр Никонов

Берем костный мозг у одной мыши — а костный мозг есть источник стволовых клеток. Фильтруем, сортируем и вводим внутривенно другой мыши. На фоне голодания. Голодание заставляет организм убивать старые клетки, чтобы их «съесть». При голодании начинается мощный апоптоз, дурные клетки гибнут, организм резко очищается. В этом, собственно, и заключается целебный эффект голодания… А параллельно мы вводим стволовые клетки для замены убитых. Их растаскивает по организму, и везде на месте старых начинают расти популяции молодых клеток.

— В каком году вы закончили эксперимент?

— Сейчас скажу… В 2000 году я уехала в Америку, и там у меня родилась эта идея. В 2005-м я попала в лабораторию к Фариду Мурату и предложила ему схему эксперимента. Потом были первые предварительные эксперименты на клетках.

— Зачем?

— Он настоял, и я провела серию экспериментов по контактной дифференцировке стволовых клеток. Вы же знаете, что стволовая клетка неспециализированная, из нее может вырасти все, что угодно. Я выдвинула гипотезу, что мы можем заставить ее превратиться во все, что нам нужно, например, в клетки печени, если приведем в контакт с печенью.

— Не понял. Разве это и так не было ясно?

— Не было. Контактной дифференцировкой начали заниматься с 2005 года. А мне эта идея пришла еще в 2000-м.

— Погодите, а разве не очевидно, что если универсальную клетку, готовую превратиться во все, что угодно, положить на клетки печени, она и превратится в клетку печени?

— Не очевидно. До этого пытались дифференцировать стволовые клетки эндокринными факторами. Допустим, если клетки печени — гепатоциты — производят альбумины или еще там какие-то эндокринные факторы, вот этими факторами воздействовали и смотрели, будет изменяться стволовая клетка в нужную сторону или нет.

— Ну и как? Успешно?

— Для каких-то клеток успешно, для каких-то нет. Например, клетки жировой ткани можно получать элементарно добавлением дексаметазона, это аналог преднизолона. Был разработан коктейль стимуляторов для превращения стволовых клеток в клетки сердца. Но при этом всегда происходила неполная дифференцировка — какой-то процент клеток дифференцироваться не хотел. Скажем, 10 % превращались, в то, что надо, а остальные — во все, что угодно. Приходилось очищать. Да и функциональность тех 10 % была сниженной.

Я подскочил на стуле:

— Чего ж меня-то не спросили? Я бы сказал: хватит капать туда гормонами из пипеток, просто положите универсальные клетки на ту культуру, которую хотите из них получить, и они сами догадаются, во что им превращаться!

— Пробовали и так, как вы предлагаете. Но получался всегда очень малый процент — только 0,6 % клеток дифференцировалось верно. Мне же удалось добиться стопроцентной дифференцировки.

— Значит, чего-то они неправильно делали. А вы — правильно. Вывод: вы — гений, а они — уроды.

— Спорить не буду. Догадка действительно была гениальная. Но просто положить стволовую клетку на нужную культуру недостаточно. Нужно еще заставить ее делиться. Вот если она пройдет несколько циклов деления в окружении дифференцированной ткани, тогда все получится. Видимо, дифференцировочный импульс запускается только в какой-то стадии деления.

— Ну, ладно, бог с ними, с клетками. Как же закончился ваш эксперимент с мышами?

— Успешно. Хотя было довольно много чисто технических трудностей. Я подключила два института к этой работе — Институт трансплантологии Гамалеи и Институт биоорганической химии. Самочек я отдала во второй институт, а самцов — Гамалею. Самочкам вкалывали мужские стволовые клетки, а самцам — женские, чтобы потом их можно было по игрек-хромосоме сортировать. Все до одного самцы погибли на третий день после трансплантации. Диагноз — эмболия, закупорка кровеносных сосудов агрегатами стволовых клеток. А самочки выжили. То есть из 30 мышей осталось только 15 самочек, из которых две самочки погибли прямо на кончике иглы во время трансплантации стволовых клеток. Возможно, от стресса. Но в любом случае это является препятствием для публикации: на такой низкой статистике публикации не принимаются. А на большее я не наскребла, поскольку спонсора не нашлось, и я делала эксперимент на свои деньги.

— Да не томите вы меня! Результат-то каков?

— На 15 % увеличилась продолжительность жизни по сравнению с контрольной группой. Результат неплохой, если учитывать, что мышки были очень старыми — клетки им трансплантировали на двадцать втором месяце жизни, а живут мышки двадцать пять месяцев, редко кто дотягивает до тридцати. К тому же надо учитывать, что обычное голодание продлевает жизнь на 15–50 %, а в контрольной группе мышки у нас голодали.

— То есть совокупный прирост продолжительности жизни, учитывая и голодание, и введение стволовых клеток, оказался довольно высоким. Минимум в полтора раза. Почему же никто не кинулся проверять ваш эксперимент? Ах, да! Он же не опубликован…

— Не только поэтому. Большинству ученых эта идея — совмещение голодания со стволовыми клетками — кажется совершенно фантастической. Дело в том, что люди науки работают над строго фокусированными объектами и становятся такими узкими специалистами, что распыляться на столь широкие эксперименты им кажется невозможным. Пройдитесь по лабораториям, спросите, кто чем занимается. Вам один скажет: я занимаюсь транскеталазой. Второй: а я дегидрогеназой. Третий: а я светящимися белками. Все! И кроме светящихся белков его ничего в этой жизни не интересует. Когда один биохимик начинает разговаривать с другим, они запросто могут не понять друг друга, потому что занимаются разными объектами и говорят на разных языках — как физик с литератором. Это сейчас огромная проблема в науке. Огромная! Знание рассыпается. И собрать его некому. Поэтому я и пыталась в своем проекте объединить разных ученых — привлечь молекулярщиков, биохимиков, цитологов, трансплантологов. Или вы думаете, клеточный биолог умеет уколы мышкам делать? Это все — узкие специализации. Нужно создавать группы ученых разных специализаций. Сейчас это кажется утопией. Никто не хочет такой винегрет финансировать.

— А вот Дерипаска же Скулачева финансирует!

— Ой!.. Я сама когда-то работала под Скулачевым. Скулачев занимается вот чем, — Ковина схватила ручку и быстро нарисовала на обрывке бумажки здоровенную торпедообразную молекулу, как обычно их рисуют в органической химии. — Вот и все. Он занимается только этой молекулой. Пришивает к ней разные объекты, которые увеличат ее сродство с митохондриальной мембраной. Шаг влево, шаг вправо — расстрел.

Молекула, нарисованная Ковиной, чем-то напоминала осу. И вот к попке этой осы, возле которой крутилась шариковая ручка Ковиной, Скулачев пытался привесить разные химические элементы.

— Думаете, я к нему не приходила со своим проектом? — продолжила меж тем Ковина. — Но его интересует только эта его молекула. В принципе, это хорошее соединение, аналог известного БАДа Q-10. Биологически активная добавка. Если вы пойдете в любую аптеку или одну из фирм, занимающихся БАДами, вы сможете этот Q-10 купить. Да, это хороший антиоксидант, да, он показывает 20 плюс-минус 5 процентов продления жизни на мышах. Но я не вижу особой разницы между этим Q-10 или его натуральным аналогом, который вы употребите, просто покушав побольше зелени за обедом, и той молекулой, которую синтезирует Скулачев, пытаясь увеличить ее эффективность. Ну зачем увеличивать ее эффективность, пришивая к ней потенциально опасные химические агенты? Ладно, сделает он эту молекулу в миллион раз эффективнее. Но что значит в миллион раз эффективнее? Это значит, что она вызовет тот же эффект в концентрации в миллион раз меньшей. И все. К тому же надо помнить, что усиление положительного эффекта во столько же раз усиливает и побочные эффекты. А не лучше ли просто зелени поесть — вместо того чтобы пить химический реактив?..