Возвращение домой - Розамунда Пилчер

Освобожденные от хозяйственных забот, Ричардсы могли предаваться насыщенной, активной «светской» жизни. Они держали собственную яхту в Сент-Мозе, и летние месяцы целиком посвящали плаванию под парусом в прибрежных водах южного Корнуолла и участию в различных регатах. В течение всего года к ним приезжали погостить друзья, а в те дни, когда они не развлекались парусным спортом и не принимали гостей, Ричардсы направлялись на поля и за карточные столы пенмарронского гольф-клуба. Там-то они и повстречались с Луизой и после многочисленных дружеских поединков на поле для гольфа стали ее хорошими знакомыми.

Полли позвонила Луизе по телефону. После недолгого обмена любезностями она перешла к делу.

– Сожалею, что не смогла пригласить вас загодя, но не могли бы вы приехать к нам завтра вечером на партию бриджа?.. Да, верно, среда, двадцать второе.

Луиза справилась со своим настольным календарем-ежедневником. Если не считать назначенного визита к парикмахеру, день свободен.

– Как любезно, с превеликим удовольствием!

– Отлично! У нас гостит старый приятель Джона, он ждет не дождется хорошего бриджа. Сможете быть у нас к шести? Это немножко рановато, но тогда мы сможем сыграть партию перед ужином, и вам не придется возвращаться домой слишком поздно. Пока до нас доберешься – всю задницу себе отобьешь! – Неразборчивость Полли в выражениях давала себя знать и на поприще парусного спорта, где она прославилась своими потоками брани, которые разносились по всей округе, когда их яхту, скользившую по серой ряби Фалмутского залива, несло ветром прямиком на какой-нибудь бакен.

– Пусть вас это не беспокоит. Удовольствие того стоит.

– Тогда до завтра. – И без дальнейших разговоров Полли положила трубку.

Дорога действительно была долгая, но Луиза знала, что ее усилия не пропадут даром, и ожидания оправдались с лихвой. Чудесный вечер. Друг Джона Ричардса был генералом морской пехоты, красивым мужчиной с ироническим складом ума и интересным рассказчиком. Бокалы только успевали наполняться. Еда и вино были отменными. К тому же Луизе весь вечер выпадали хорошие карты, и разыгрывала она их безупречно. Когда была сыграна последняя партия и подведен итог, небольшие денежные суммы перешли из одних рук в другие. Луиза достала свой кошелек и положила туда выигрыш. Часы на каминной полке пробили десять, она защелкнула застежку сумочки и объявила, что ей пора собираться домой. Ее умоляли остаться, сыграть еще партию, выпить «на дорожку», но она стойко преодолела все искушения.

В холле Джон помог ей надеть шубку и, после того как Луиза распрощалась со всеми, вышел с ней в темную, сырую ночь и усадил гостью в ее автомобиль.

– Луиза, вы уверены, что с вами все будет в порядке?

– Абсолютно.

– Тогда ведите машину осторожно.

– Огромное спасибо! Изумительный вечер.

Она поехала. Стеклоочистители ходили по стеклу взад-вперед, мокрая дорога впереди блестела в свете фар, подобно черному атласу. Она направилась через Маразион, в сторону Пензанса, а когда добралась до поворота, выводящего к автостраде на Порткеррис, внезапно решила, что в такой ненастный вечер не стоит тратить время и ехать кружным путем, лучше направиться напрямик, по узкой проселочной дороге через вересковые пустоши. Это была неудобная, неровная дорога с неожиданными поворотами, крутыми подъемами и спусками. Зато Луиза хорошо знала ее и рассчитывала, что ей не будут мешать другие машины, да и путь сократится на пять миль.

Приняв это решение, она свернула не направо, а налево, потом повернула еще раз и повела машину вверх по крутому поросшему лесом склону, выходящему на безлесые возвышенности. В черном небе не видно было ни единой звезды.

Впереди по дороге, в четырех милях от Луизы и в том же направлении, двигался старый разбитый грузовик, за рулем которого сидел Джимми Джелкс. Он возвращался в Пендин. Отец его, Дик Джелкс, владел маленькой, нещадно эксплуатируемой фермой в тех краях, держал свиней и кур, выращивал картофель и капусту брокколи; и двор его фермы, грязный и запущенный, своей неухоженностью славился по всей округе. Джимми шел двадцать второй год, он жил с родителями, для которых служил объектом всевозможных издевательств и жестоких шуток, но поскольку у него не хватало ни мозгов, ни образования, то было маловероятно, что ему когда-либо удастся вырваться из родительского дома.

Сегодня, сразу после полудня, он выехал в Пензанс, чтобы продать на рынке партию брокколи. Предполагалось, что он вернется сразу же, как реализует весь товар, но папаша пребывал в дрянном настроении, поэтому Джимми всеми силами старался оттянуть время возвращения и, ощупывая в кармане выручку, бродил по рынку, останавливаясь потрепаться с каждым, у кого была на то охота. В конце концов, томясь от одиночества, он не устоял перед соблазном и зашел в маняще открытую дверь «Головы сарацина», да так и остался там до самого закрытия.

Он ехал неторопливо. Старый грузовик сотрясался и дребезжал. Дик Джелкс купил его у торговца углем, из четвертых рук, и с самого начала машина постоянно ломалась. Окна, стоило их открыть, отказывались закрываться, дверные ручки отваливались, крылья были покрыты налетом ржавчины, а решетка радиатора держалась лишь благодаря сноповязальному шпагату. Попытка завести двигатель каждый раз испытывала на прочность терпение и силу воли водителя, и эта процедура не обходилась без заводной ручки, неимоверных физических усилий, а нередко и телесных повреждений, таких, как растяжение связки большого пальца или болезненный ушиб колена. Но даже когда двигатель с содроганием пробуждался к жизни, машина упрямо отказывалась переходить на скорость выше второй, часто перегревалась, прокалывала свои древние покрышки и давала обратную вспышку с таким оглушительным взрывом, что всякому, кто имел несчастье находиться в этот момент поблизости, грозил неминуемый инфаркт.

Сегодняшним вечером, простояв целый день под дождем, грузовик вел себя особенно по-свински. Передние фары, никогда не отличавшиеся особой яркостью, мерцали тускло, как две свечки, почти не освещая дорогу впереди. Двигатель то и дело заходился в кашле, как чахоточный, и замирал, грозя заглохнуть совсем. Со скрежетом переваливаясь через заросшие вереском пустынные холмы, грузовик напрягал последние силы, а когда он с трудом выбрался по очередному крутому склону на ровную поверхность, двигатель наконец не выдержал и испустил дух. Фары погасли, мотор закашлялся в предсмертном приступе, и загнанные колеса встали как вкопанные.

Джимми рванул ручной тормоз и выругался. Снаружи было черным-черно, шел дождь. Тонким голоском подвывал ветер, вдали едва виднелся крошечный, как булавочное острие, огонек какого-то дома, но Джимми понимал, что эта ферма слишком далеко и рассчитывать на помощь бессмысленно. Он поднял воротник куртки, достал заводную ручку, вылез на дорогу и, обойдя грузовик спереди, бросился в бой. Он уже крутил ручку добрых пять минут, успел ушибить голень и ободрать пальцы, когда истина наконец озарила его затуманенный спиртным мозг: аккумулятор сдох и проклятая развалина больше не сдвинется с места. Чуть не плача от бессильной ярости, он закинул заводную ручку обратно в кабину, хлопнул дверью и, засунув руки в карманы и втянув голову а плечи, пешком отправился под дождем в Пендин, до которого оставалось всего ничего – каких-то семь миль.