Мой бывший бывший - Джина Шэй

— Но это папина машина, — Маруська оборачивается ко мне с огромными, убежденными в своей правоте глазами, — и там папа…

Оба восклицания до этого как-то не очень отпечатались в моих суетящихся мыслях, когда в голове билась только лихорадочная мысль найти дурацкий пропуск, и туда просто не влезало то, что говорили вокруг. Вот эти слова моей дочери до меня наконец-то доходят. И я — уже почти дотянувшись до вожделенного шарфа моей маленькой нахалки, соскальзываю глазами на водительское сиденье, просто для того, чтобы убедиться — нет, Маруська что-то путает, этого не может быть, и будто грудью налетаю на стену.

Маруська не ошибается. Это совершенно невозможно, но она не ошибается. Уж эти-то глаза сложно хоть с чем-то перепутать… Такие ошалелые глаза, будто у застуканного на месте преступления грабителя. Ну, или даже кота… Один черт!

Боже, скажи, за что? Нет, я понимаю, что понедельник — день тяжелый, но такие сюрпризы он мне преподносит впервые…

И что он тут забыл?

Я делаю шаг назад, за ранец оттягивая Маруську за собой. Почему-то именно сейчас мне отчаянно хочется сбежать — я знала, что сегодня наверняка с ним пересекусь, но на работе же, не у моего дома. Это уже совершенный перебор!

Ветров, оцепеневший, как только мы с ним столкнулись глазами сквозь стекло, вздрагивает, дергается — и сдавленно матерится, запутавшись в водительском ремне. Но я не успеваю сделать еще пару шагов до того, как он вылезает из машины и окликает меня.

— Вика…

Наверное, копьем в спину и то не получилось бы пригвоздить к месту так же эффективно, как он меня — одним только обращением по имени. И до меня доходит — я ведь реально отступаю, пытаясь от него сбежать, а Маруська, которую я утягиваю от неожиданно найденного у подъезда папы — недовольно попискивает. Нет, стоп. Не буду я от него бежать.

— Что ты тут делаешь?

Ветров отвечает не сразу, он будто еще не до конца проснулся, и за это время я успеваю его получше разглядеть. И недоверчиво сощуриться…

Вчерашний костюм, свежая небритость, общая бледность, красные с недосыпа глаза… В общем видок у Яра настолько помятый, что очевидно — он дома не был со вчерашней нашей встречи в детском кафе. И… Спал тут, в машине? Вон и отпечаток запонки на щеке имеется. И ладонь забинтована. Что с ним вообще стряслось такое? Кристина выгнала из дома? И конечно — кроме меня ему приехать не к кому оказалась?

Что, всю остальную его жилплощадь сожгли, взорвали, опечатали?

— Я тут… Вас жду, — врет Ветров неубедительно. Настолько, что даже замечать это не очень-то лестно. Уж слишком откровенно заметно то, что он эту чушь на ходу придумал.

И, тем не менее, Маруська радостно подскакивает, выскальзывает из моих рук и бросается к Ветрову, чтобы пообниматься. И он её обнимает, охотно, с очевидной радостью, но как-то… Скованно?

Нет, тут что-то не то… Совсем не то! Даже вчера мне в глаза смотрела привычная самоуверенная сволочь, а сейчас… Сейчас он так несмело касается шапочки на голове Маруськи, будто я за это должна отгрызть ему руку, не меньше.

Нас он ждет. Легенда — глупее не придумаешь. Можно подумать он мне — муж, которого я во время ссоры выставила из дома, и вот он тут явился — глядит на меня глазами виноватого пса, будто намекая — время зарыть топор войны. И наверное, со стороны именно так мы и выглядим. Вот только он мне уже не муж. И у нас тут не топор, у нас тут атомная подлодка, такое не закопаешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А за плечом радостным шелестом шин просвистывает мимо троллейбус, и мое лицо сводит досадой, будто приступом острой зубной боли, когда я замечаю его номер. Это был последний из тех, что давали нам шанс обойтись без опозданий.

— Вас подвезти? — негромко, нерешительно покашливает Ветров, когда я оборачиваюсь к нему с настолько недовольным взглядом, что он аж голову в плечи втягивает.

Как бы его послать так, чтобы при Маруське было не стыдно и чтоб сразу понятно, как далеко и безвозвратно ему следует отчалить?

Лучше уж опоздать, чем…

Маруська… Я снова спотыкаюсь об её просиявшую мордашку взглядом. Ей-то предложение Ветрова очень по душе. Поди оторви её сейчас от папочки, которого она с трех лет в письмах к Деду Морозу загадывала. Ох, козявка ты моя…

Ладно, в последний раз я на это ведусь. Уж больно не хочется портить Маруське утро перед школой. А дальше — установлю строгое расписание встреч и не дай бог Ветрову еще раз вот так припереться ко мне с утра…

И все-таки зачем он явился? Какая жалость, что нет времени это выяснять.

— Сделай такое одолжение, — ради Маруськи получается даже выдавить сносную по расположению улыбку.

Только потом, когда Маруська, уже болтая ногами, устраивается в своем автокресле, и Ветров закрывает за ней дверь, я ловлю его за рукав, заставляя обернуться ко мне. И оцепенеть. Снова. Да что с ним такое?

— Это только ради нее, — шиплю я, удерживая на губах улыбку, потому что Маруська с интересом таращится на нас сквозь стекло.

— Я понимаю, — глухо роняет Ветров, впервые на моей памяти уводя от меня взгляд.

Понимает он. Как же!

Мое испорченное явлением Ветрова настроение самую малость компенсируется бледной и явно напуганной физиономией Регины Маскарадовой. Проявляется сие чудо из чудес сразу, стоит только Ветрову вслед за нами выйти из машины. Регина тут же торопливо наклоняется к ушку своей Олечки и начинает ей торопливо что-то говорить. Судя по выражению лица самой Оли — ничего особо радостного ей сейчас не рассказывают.

Инструктирует держаться от Маруськи подальше? И то хлеб. А то ведь я с удовольствием воспользуюсь Ветровым для защиты дочери. Ну, я ж не знаю, что он там за кары небесные Регине наобещал. Так что пусть сам и реализует, не все ему пыль в глаза пускать…

Маруська выскакивает из машины радостной стрекозой, цепляется за руку Ветрова. Я даже расстроиться не успеваю, потому что теплая ладошка хватается и за мои пальцы. Выходит этакая цепочка из двух взрослых и одного ребенка, как с картинки «идеальная семья».

— Так здорово, что мы тут все вместе, — глубокомысленно возвещает Маруська, старательно крутя головой, чтобы видеть выражение и моего лица, и папино тоже, — правда, папочка?