Девушка под сенью оливы - Лия Флеминг

– Тетя, ты рада, что снова приехала на Крит? – прервала Лоис ход моих невеселых мыслей.

– А это правда, что ты была монахиней? – подал голос Алекс и окинул меня внимательным взглядом.

– Вот и Йоланда когда-то спрашивала меня о том же! – ответила я, все еще пребывая в плену у прошлого.

– А ты познакомишь нас с ней?

– Нет.

– А почему?

– Давай больше не будем портить такой чудесный день всякими невеселыми воспоминаниями о прошлом, ладно? – сказала я ребенку. – И вообще, не пора ли нам домой, а?

Все хорошие слова в этом мире написаны чернилами.

И только слово Свобода нужно писать кровью собственного сердца.

Такси везло Райнера по старой дороге на Ираклион. Дорога то петляла среди гор, то шла вверх, то бежала вниз, устремляясь к равнине Аскифу. Современное шоссе, не имеющее ничего общего с теми горными тропами и руслами пересохших рек, по которым когда-то приходилось карабкаться наверх их карательным экспедициям.

– Вам нужно обязательно посетить мемориальный музей в горах! – посоветовали ему в отеле. – Второго такого музея нет на всем Крите.

И вот они свернули на проселочную дорогу, ведущую к деревне Карес, а Райнер с недоумением подумал, что и сам не может толком объяснить, зачем он тащится в этот музей. Музей, впрочем, действительно оказался по-своему уникальным. Груды ржавой военной техники возле входа в старый дом. Навстречу им вышел мужчина в черной рубашке и галифе и, представившись Георгосом Атзидакисом, сказал, что именно он является владельцем всей этой внушительной коллекции военной техники и оружия.

Все внутреннее пространство дома тоже было заполнено экспонатами: плакаты, полевые винтовки, которых Райнер не видел уже лет шестьдесят, радиопередатчики, шлемы, каски, револьверы, медицинские инструменты. По словам Георгоса, коллекцию он начал собирать еще десятилетним мальчишкой в 1941 году, когда битва за Крит докатилась и до дверей родительского дома.

Он видел все: как отступали англичане, как немцы преследовали их, а потом по одному вылавливали тех, кто не успел эвакуироваться вместе с основными силами. Кого-то добивали, кого-то брали в плен.

– Мы видел всё своими глазами, – сообщил он на ломаном английском языке супружеской чете из Великобритании. И с гордостью добавил: – Музей заменил мне семью. Здесь у меня, как в доброй семье, любимчиков нет: все равны.

Потом он угощал гостей ракией и бисквитами и, бросив хитроватый взгляд в сторону Райнера, поинтересовался у него:

– А вам доводилось бывать в здешних местах?

Райнер кивнул.

– Но не в момент отступления англичан. Я тогда был ранен. – Он хлопнул себя по ноге, словно оправдываясь перед владельцем музея. Дескать, ни с чем таким я в те годы не был связан. – Я попал в ваши места позже. Тут тогда и дорог-то не было. Одни горные тропы через перевалы.

– Да, мы тогда до Ханьи добирались два дня. Не то что сейчас! Всего час прямиком по шоссе, и там! Остров стал совсем маленьким, скукожился, словно прошлогодний лист. Не то что человеческая память! В памяти хранится всё.

– Да, память хранит много чего плохого! – поспешил согласиться с ним Райнер. Лучше озвучить эту суровую истину первым.

Георгос флегматично пожал плечами и кивнул в сторону своих экспонатов.

– У нас здесь нет ни правых, ни виноватых. Все это лишь свидетельство времени. Да и я сам тоже осколок той эпохи. – Он закатал штанину и показал глубокий шрам на ноге. – След от шрапнели! – пояснил он и добавил: – Той бомбой убило моего дядю и брата. Бомбы, знаете ли, сыпались с неба градом. А не выпить ли нам еще по стаканчику ракии? Сегодня сюда приезжают многие из тех, кто воевал когда-то на Крите. Тянет, видно, на места былых сражений.

Райнер поплелся за хозяином музея, бросив супружескую чету изучать многочисленные свидетельства минувшей эпохи: газеты, фотографии, плакаты, развешанные по стенам. Но лично с него впечатлений на сегодня хватит.

Вторая порция ракии ударила в голову. Захотелось присесть в теньке и перевести дыхание. Водитель такси терпеливо дожидался, когда клиент придет в норму, чтобы отправиться в обратный путь. Райнер сидел на скамейке и отрешенно разглядывал окрестности.

Какой мирный пейзаж! Все дышит негой и покоем. Аккуратно возделанные поля, нарядные домики, палисадники, утопающие в соцветиях роз и герани.

Да, совсем другими предстали все эти деревни перед ним тогда, шестьдесят лет назад. Тяжелое было время, полное неопределенности и упорной борьбы за остров. Сколько жертв было принесено тогда – и ради чего? Райнер глянул на груду ржавого оружия у входа в музей. Когда-то оно сеяло смерть, наводило страх, а теперь превратилось в кучу обычного металлолома. Почему со временем любое оружие превращается в хлам?

К концу лета военные операции постепенно стали смещаться в горы. Именно там, в районе Белых гор, нашли себе пристанище многие бойцы Сопротивления. В горных деревнях укрывались и многие англичане, из числа тех, кто был ранен, не успел эвакуироваться со своими или бежал из концлагеря. Помнится, поначалу Райнер был шокирован, увидев, в каких примитивных условиях живут люди в горных деревнях. Одна жилая комната на всех, полы земляные, еду готовят на открытом огне, воду черпают из глубоких каменных колодцев на улице. Его люди презрительно обзывали местных крестьян дикарями.

Но эти люди были красивы, сильны и чрезвычайно выносливы. А еще они были трудолюбивы, они гордились своей историей и свято почитали традиции отцов. Помнится, сгоняли толпы местных жителей на строительство дорог, и все, и мужчины, и женщины, работали сутками, не разгибая спины, даже в самое пекло. Ни слова жалобы, ни следа усталости, по крайней мере внешне, на невозмутимо спокойных лицах. Напротив, горделивый взгляд и железная выдержка. Они часто пели во время работы. То были непривычные для слуха ритмы. Местные называли свои народные песни странным словом «мантинада». Наверное, песни были похожи на частушки, рождавшиеся прямо по ходу исполнения. По тому, как смеялись и перемигивались между собой поющие, можно было догадаться, что они откровенно потешаются над немцами. Да только попробуй докажи!

Чем выше в горы, тем тревожнее. Только и жди засады за любым поворотом горной тропы, за любым выступом скалы. Правда, горы регулярно прочесывались сверху самолетами-корректировщиками, а вооруженный патруль дежурил возле перевалов и вьючных троп, пытаясь выследить пути перемещения партизан. Отдельно со всеми колеблющимися из числа местных жителей велась обстоятельная работа по выявлению возможных укрытий, схронов, тайников, секретных складов оружия и прочего. Но, конечно, оставалось множество потаенных мест, недоступных немцам. Об их существовании могли знать только чабаны и пастухи, на лето угонявшие скот высоко в горы. Хотя все они клятвенно заверяли новые власти, что ни о чем таком они даже и не подозревают. Райнер не очень-то верил этим хмурым мужланам. Не доверял он и осведомителям, с готовностью сдававшим за пару драхм своих соседей, обвиняя их во всех смертных грехах, самым страшным из которых было укрывательство беглых военнопленных. Но на войне как на войне: приходится принимать помощь от тех, кто ее тебе предлагает.