Русская гейша. Загадки любви - Таня Кадзи

Днем мы посетили синтоистский храм Мэйдзи и погуляли по великолепному парку вокруг него. Таблички на его аллеях гласили, что здесь посажено более ста тысяч деревьев благодарными японцами в память о правителе Мэйдзи. Погода благоприятствовала. Все еще было сухо и довольно тепло. Но Рита хмурилась.

— Давай еще посетим императорский дворец Кокё? — сказала я, когда мы вышли из парка.

— Таня! Я все это терпеть не могу! Я думала, что мы походим по магазинам, что-нибудь подберем для моего выступления. Хотя госпожа Цутида обещала мне все предоставить. И даже зачем-то балалайку, — хихикнула она.

— Это потому, что я иногда выступала с ней и даже пела наши частушки, — улыбнулась я. — Все это воспринималось как экзотика, и гости были счастливы.

— Слушай! — воодушевилась Рита. — Я знаю такие смешные частушки! «Парень вышел на крыльцо почесать свое яйцо…», — пропела она и расхохоталась.

— Рита! — остановила я ее. — Не думаю, что это удачная идея.

— Так они все равно русский не понимают!

— А вдруг кто-нибудь понимает?

— Ну и ладно! — недовольно ответила она. — В общем, не хочу я таскаться по достопримечательностям.

— Так дворец все равно закрыт для посещения. Я хотела просто посмотреть на него, — сказала я. — И там недалеко Гиндза.

— Да? — тут же оживилась Рита.

И мы отправились на дворцовую площадь. Токийский императорский дворец является официальной резиденцией японского императора и открыт лишь в его день рождения и 2 января, когда семья правителя принимает официальные поздравления с Новым годом. Мы увидели отвесные стены из огромных серых камней. Они поднимались из рвов, наполненных водой. За этими стенами были видны лишь ветви деревьев. Рита оглядела площадь и ехидно спросила:

— Ну и чего ты так сюда стремилась? Дворец за деревьями, его и не видно вовсе. Пошли лучше в Гиндзу!

Я вздохнула, и мы пошли по мощеному тротуару. Рита вертела головой и болтала без умолку. Из-за угла ближайшего здания вывернул рикша. В тележке сидела гейша. Рита мгновенно замолчала и остановилась, не сводя с нее восхищенных глаз. Красное кимоно, отделанное по вороту белым коротким мехом, белое невозмутимое лицо с подведенными миндалевидными глазами и словно приклеенным красным бантиком губ, высокая прическа, украшенная бусами — она выглядела словно большая кукла, посаженная в повозку. Но когда она поравнялась с нами, ее глаза расширились, зрачки сдвинулись, глядя на замершую в восхищении Риту. Улыбка приподняла уголки губ. На меня это произвело странное и неприятное впечатление, словно я увидела ожившую куклу — персонажа фильма ужасов. Но Рита была в полном восторге.

— Господи! — простонала она, проводив взглядом рикшу. — Как я хочу быть на ее месте! Она, наверняка, едет по вызову, сейчас будет выступать и знает, что ее ждут, что высоко ценят ее время.

— Ты тоже сегодня будешь выступать в таком же виде, — сказала я.

— Но ведь я русская девчонка! И ничего более, — грустно заметила Рита. — К тому же пока ученица.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«Современная гейша должна свободно ориентироваться во всех новых веяниях времени, но и не забывать старые, веками устоявшиеся традиции. Она должна в течение всей жизни впитывать все, что относится к ее искусству, постоянно развиваться и совершенствоваться. Только в этом случае гейша станет сама как произведение искусства. Она должна посещать выставки, музеи, показы мод, концертные залы, дискотеки, представления традиционных театров. Но ей полезно не только много смотреть и слушать, но и много читать. Для ее домашней библиотеки обязательны мемуары, заметки, дневники представительниц этой профессии. Из них она многое может почерпнуть для совершенствования своего искусства. Какие-то мелочи быта, привычки, обычаи ее предшественниц, их мысли, чувства, изложенные на бумаге, события их жизни окажут неоценимую услугу в становлении ее характера и приобретении высокого профессионализма.

Вот выдержки из книги знаменитой гейши Накамура Кихару:

«Теперь мне хотелось бы немного остановиться на особых нравах, которые были столь присущи миру гейш, поскольку современному человеку они, похоже, покажутся весьма странными и поэтому представляют определенный интерес.

Например, мы получали так называемые аид-зё — «послания о встрече».

Там указывались чайные домики, куда следовало прийти гейше. Эти записки называли еще тэмбэ-ни — «небесный пурпур» — из-за их красного окаймления.

В пьесах кабуки письма, идущие из увеселительного квартала, всегда должны были помечаться красной каймой. Она символизировала красный отпечаток женских губ и выражала ее желание…

К вечеру в разрезе платья гейши скапливалось несколько таких посланий. Они, естественно, служили свидетельством ее популярности.

Другой особенностью была гёкудай, «плата за драгоценный камень», означающая гонорар гейши, известный в Кансай еще как ханадай, «плата за цветы». У гейш была повременная оплата, и поэтому их гонорар раньше называли осэнкодай, «плата за ароматичные курительные свечи». Тогда не было часов, и само время свидания определялось количеством сгоревших курительных свечей.

Молодых девушек тринадцати-четырнадцати лет называли хангёку, «полудрагоценный камень». Гейша зарабатывала пять тысяч йен в час, хангёку же — две с половиной тысячи, отсюда и прозвище «полудрагоценный камень».

Хангёку именовали также осяку-сан, «прислужницы». Поскольку те были еще детьми, им поручалось исключительно невинное занятие — потчевать посетителей.

В то время всех детей, родившихся до 31 марта, считали одногодками. По этой причине некоторые ходили в школу уже с шести лет и заканчивали обязательное шестилетнее обучение в двенадцатилетнем возрасте. Таким образом попадались и двенадцатилетние хангёку.

«Полудрагоценные камни» носили длинные кимоно с широкими рукавами. Их оби завязывался не обычным, так называемым барабанным узлом, а в виде ниспадающего банта. Их волосы укладывали на манер персиковой прически (разновидность задранного вверх пучка) и украшали множеством цветов.

К шестнадцати или семнадцати годам из «полудрагоценных камней» выходили уже «драгоценные камни», когда девушки становились «одиноко стоящими деревцами», т. е. настоящими гейшами, и с той поры получали полную повременную оплату.

Хангёку не носили долгополых кимоно. Лишь после их дебюта укорачивались рукава и опускался подол. Оби теперь они носили в виде барабанного узла, а оби с ивовым узлом разрешалось носить только по особым праздникам.

Впрочем, у киотских маико была другая прическа, и их оби завязывался так, что одна его часть свешивалась, подобно небольшому шлейфу. В четырнадцать или пятнадцать лет они уже носили длиннополые кимоно. Сегодня есть молодежь, которая уверена, что маико вообще-то является ученицей-гейшей, однако настоящих маико встретишь лишь в Киото.