Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо - Юлия Шилова

А теперь Валид разрывался между мной и Надей. С одной стороны — шикарная, состоятельная блондинка, которая привезла массу дорогих подарков и на которую мой муж имеет хорошие виды. А с другой стороны — избитая до неузнаваемости, жалкая жена, простившая неверного мужа, которая продемонстрировала не виданную ранее покорность и пожелала продать московскую квартиру для того, чтобы облегчить совместную жизнь.

Валид стоял на распутье. Наконец он решил, как и прежде, вести двойную игру для того, чтобы не упустить ни одного шанса повысить свое благосостояние.

— Пойдем домой, — он взял меня за руку и повел ко входной двери.

— Ты не переживай, если тебе нужно на работу, то ты иди. Я переночую одна, — я делала все возможное, чтобы Валид поехал к Надежде, но, по всей видимости, московская квартира взяла верх и Валид в эту ночь решил остаться со мной.

— Сегодня я твой, малышка, я же сказал, что у меня завтра тяжелый день, а сегодня я хочу побыть с тобой.

Войдя в нашу квартиру, Валид посетовал на странный запах и открыл балконную дверь.

— Что‑то душно здесь.

— Ты просто давно не был дома.

— Да уж, не говори, столько работы навалилось! Давно уже такого не было. Послушай, а где наш ковер?

— Его Ахмед забрал, — не моргнув глазом, соврала я.

— Зачем?

— Он передо мной не отчитывался.

— Я все понимаю, но зачем ему понадобился наш ковер, не могу понять.

— После того, как ты меня избил, я лежала на полу и выла от боли. Пришел Ахмед и увидел, что на ковре много кровавых пятен. Он помог мне привести себя в порядок, затем вновь посмотрел на пятна, лихо свернул ковер и куда‑то отнес. Может, решил почистить? А может, подумал о том, что ты не должен этого видеть. Кровавые пятна на ковре — это некрасивое зрелище.

— Я у него потом спрошу, где ковер. Послушай, а что ты ела все эти дни?

— Ничего.

— А Ахмед тебя не накормил?

— Нет.

— Я потом ему сделаю выговор. Ты голодная?

— Да я как‑то уже привыкла…

— К чему? — вытаращил глаза Валид. — Быть голодной?

— К тому, что мои раны так сильно болят, что есть мне совершенно не хочется.

— Малышка, я приглашаю тебя в ресторан.

— В ресторан?!

— А почему ты так удивилась?

— У меня такой вид. Я распугаю всех в ресторане.

— Ты моя жена. Ты — со мной, и никого не должен волновать твой внешний вид.

— Хорошо. Я согласна.

Я подумала о том, что согласна идти с Валидом куда угодно, только бы не оставаться с ним один на один в мрачной квартире, где еще совсем недавно произошло убийство.

Когда мы с Валидом проходили мимо лавки Хасана, тот выскочил на улицу и заголосил:

— Передай этой сумасшедшей женщине, что я не поеду в ее Сибирь! Скажи ей, Хасану и здесь хорошо! Пусть она сама едет в свою Сибирь и не мешает мне торговать.

— Вот возьми и скажи ей это сам! — ответила я Хасану. — Что‑то, как она рядом, так ты в свою лавку прячешься, а как ее нет — так орешь на всю улицу. Боишься ее, что ли?

— Просто она сумасшедшая женщина! Когда у нее самолет? Когда она улетит из нашей Хургады?

— Ты хочешь спросить, когда ты вздохнешь спокойно? Не переживай, скоро.

— Таким женщинам нельзя выезжать в Египет! Как ее выпустил российский врач?! У нее головка вава!

— Да на вас только таких женщин и нужно натравливать, чтобы ты в следующий раз немного подумал, прежде чем языком молоть.

— Валя, что происходит? Почему ты, замужняя женщина, разговариваешь с посторонним мужчиной? — побагровел от злости Валид. — Тебе нельзя с ним говорить. Хасан для тебя чужой.

— Он первый заорал на всю улицу. Я что, должна молчать?

Валид и Хасан что‑то стали говорить друг другу на своем арабском языке, и я с трудом дождалась того момента, когда непонятная мне словесная перепалка наконец закончилась и Валид повел меня к ресторану.

— Это плохой человек. У него черное сердце. Больше он никогда с тобой не заговорит.

— На этом спасибо!

— А ты никогда не говори с ним, он для тебя чужой мужчина. И не разговаривай с той сумасшедшей пляжной женщиной, которая хочет увезти Хасана в Сибирь.

Как только мы сели за столик в рыбном ресторане и официант принял у нас заказ, я постаралась прикрыть волосами свое лицо, чтобы не так были заметны изуродовавшие меня следы побоев.

— Теперь я вижу, что ты меня по‑настоящему любишь, — ласково заворковал Валид. — Твое решение продать квартиру очень правильное. Ты ни о чем не пожалеешь.

— Я знаю, — я и не сомневалась в том, что мое предложение продать московскую квартиру перевесило желание Валида находиться рядом с шикарной блондинкой Надей.

— Я буду делать все возможное, чтобы мы хорошо жили. Я же у тебя бизнесмен! Мы купим еще один магазин и встанем на ноги. Как ты думаешь, сколько стоит твоя квартира?

— Я не знаю. Нужно вызывать оценщика.

— Ну хотя бы приблизительно? — Валида интересовали конкретные цифры. Он настолько предвкушал отхватить крупный куш, что не мог себя сдерживать и хоть как‑то прятать свой денежный интерес относительно моей персоны.

— Валид, этим вопросом и нужно заниматься. Ты должен найти денег на билет и отправить меня в Москву. Оттуда я тебе позвоню и все расскажу. Приеду, как только продам квартиру.

После моих слов энтузиазм Валида заметно поубавился, и он почувствовал неладное.

— Ты решила от меня сбежать?

— Нет. Я всего лишь хочу, чтобы мы имели собственное жилье в Хургаде.

— Но ведь ты можешь не вернуться.

— Я тебя люблю. Как же я могу не вернуться?

— Валя, нужно сделать так, чтобы твою квартиру продали без тебя.

— Но это же невозможно!

— Ты можешь выслать доверенность на свою маму. Пусть она продает квартиру и пересылает деньги сюда.

— Валид, я тебе еще раз говорю, что это невозможно, — стояла я на своем. — У нас в Москве уже давно не продают квартиры по генеральным доверенностям. Да и покупателей днем с огнем на такую квартиру не найдешь. Так что квартиру должна продавать я сама.

— Тогда мы поедем в Москву вместе, — задумчиво произнес Валид и нервно закурил сигарету. — Одну я тебя не пущу, это мое окончательное решение. Я не могу позволить тебе ехать одной. Мы же семья, значит, мы должны делать все вместе.

Видимо, в этот момент он опомнился, почувствовав, что перегибает палку, и, решив усыпить мою бдительность, произнес томным голосом, как в старые добрые времена: