Ловец мелкого жемчуга - Анна Берсенева

– Наоборот, это правильно! – засмеялась Ули.

Дверь распахнулась, как только Георгий вставил ключ в замок: наверное, Нинка услышала его шаги на лестнице.

– Ого, долго как! – сказала она. – Праздновал, что ли?

– Что праздновал? – оторопело спросил он.

– Ну, переехали же наконец твои халды? Трындец трахомундии?

– А! Да, переехали… – кивнул он.

Он уже и забыл о сегодняшнем переезде сестер Малолетниковых! Да обо всем он забыл – помнил только Улины сияющие глаза и то, как, прощаясь у подъезда, она протянула ему руку, глядя на него весело и прямо, а он хотел только одного: прижать ее маленькую ладонь к своей щеке, всю ее прижать к себе и не отпускать больше ни на минуту.

– Видок у тебя – чисто крэйзи, – заметила Нинка. – Ну, под такую радость как не нажраться? – философски заключила она.

Нинка целыми днями загорала на крыше дома и теперь выглядела так, словно только что вернулась с курорта. По случаю жары она повадилась было ходить по квартире голой, но Георгию это быстро надоело – начинало казаться, что он живет в женской бане, – и к его приходу Нинка стала одеваться. Если, конечно, можно было назвать одеждой невесомый шифоновый платок, который она завязывала узлом под мышкой. Платок был полупрозрачный, и все Нинкины прелести не скрывались под ним, а только затуманивались соблазнительным флером. Камень не выдержал бы этого зрелища: стройного загорелого тела, остро торчащих грудей, темного треугольника волос внизу плоского живота…

В привезенных из дому вещах Нинка обнаружила длинную золотую цепочку-ленточку и, разорвав ее на три части, надела их себе на шею, запястье и щиколотку. Увидев весь этот наряд впервые, Георгий засмеялся и сказал, что точно так же выглядели экзотические наложницы, которых брал в плен ее предок, пират Флинт.

Но сейчас ему было не до смеха и не до пирата. Он смотрел на загорелую Нинку и не понимал: где он, с кем он, зачем?..

В том, что он влюбился, у Георгия не было сомнений. И не просто влюбился, а так, как влюблялся только однажды, впервые в жизни, в Соню Герцеву из параллельного шестого класса.

«Странно как, – думал он, бессонно глядя, как поздний свет осеннего утра медленно сменяет тьму в оконном проеме. – Получается, бывает два раза первая любовь?»

Но думал он об этом очень редко. То, что происходило в его голове, душе, теле – во всем его существе, – не называлось мыслями. Все его существо стремилось к Ули, все в нем изнывало без нее. И это не было обычным мужским желанием. Георгию стыдно было об этом думать, но он не мог не понимать: оттого, что он живет с Ниной, его плотские желания не просто насыщены, а даже пресыщены, и едва ли какая-нибудь женщина сможет насытить их еще больше.

Это была любовь – не было никаких других объяснений.

Как относится к нему Ули, он не понимал. Во ВГИКе училось довольно много иностранных студенток, и не только из дружественно-нищих африканских стран, поэтому Георгий имел случай убедиться в том, что европейские девушки довольно раскованны и склонны проверять отношения «на ощупь» без лишних отлагательств. Нет, ему вовсе не хотелось поскорее затащить Ули в постель, чтобы таким образом что-то проверить, но все-таки он терялся, видя ее лучистый взгляд, обращенный на него. Что было в этом взгляде, кроме обычной ее веселой доброжелательности? Что-то все-таки было, но такое непонятное, такое… Она обескураживала его этим взглядом, именно так, не подобрать было лучшего слова!

Он пригласил ее в кафе уже через три дня после того вечера на Старом Арбате, потом они вместе пошли на «Лебединое озеро» в Большой театр, в котором Георгий оказался впервые, потом она сказала, что хочет посмотреть русскую классическую драматургию, но только чтобы это не было помпезно и консервативно, – и, расспросив Федьку, который, сам не будучи театралом, каким-то загадочным образом знал все и обо всем, Георгий взял билеты на «Волки и овцы» в театр Петра Фоменко.

В общем, они встречались довольно часто, но это были какие-то… неутолимые встречи. Он сам не понимал, чего хочет, ведь и правда не физической близости с нею. Душа его тосковала, и он не знал, что делать с собой.

Иногда он давал себе зарок не звонить ей, не стремиться ее увидеть, и даже выдерживал целый день с утра до вечера. Но к вечеру тоска становилась просто невыносимой, и он набирал номер ее телефона, и сердце у него замирало, когда он слышал ее голос в трубке…

А потом он и вовсе бросил эти игры в выносливость, потому что не любил себя обманывать.

А потом она уехала в командировку в Рязань – на целый месяц уехала! – и он возненавидел эту чертову Рязань так, как, наверное, не ненавидел ее даже хан Батый. И теперь ждал только одного: Улиного возвращения.

– Я так благодарная тебе, Георг, что ты меня встретил! – Ули вскинула на него глаза, и в ее взгляде мелькнуло какое-то незнакомое чувство – радость и робость. – Я так растерялась, когда увидела, что моей сумки нет… Ты был очень занят, я очень помешала тебе своим звонком?

– Ну что ты, совсем нет! – Он готов был прыгать до небес, глядя на нее, и от души благодарил неизвестного вора, укравшего у нее сумку с деньгами и документами. – Откуда же ты позвонила, телефон ведь тоже украли?

– О, все в нашем купе так мне посочувствовали! Один человек сразу предложил свой телефон. И все предложили еду, я очень много ела, чтобы никого не обидеть.

– Посочувствовали! – хмыкнул Георгий. – Сами сперли, сами и посочувствовали, трудно им, что ли?

– Ты напрасно так думаешь, – покачала головой Ули. – Это были очень доброжелательные люди, у меня нет оснований не верить в их искренность. А к тому же они сами вызвали милиционера. Украсть сумку могли посторонние, и я тоже виновата. Вообще, я всегда старательно прячу деньги и документы, ведь в Европе тоже бывают укражи, но у меня было такое хорошее настроение после командировки, я видела столько интересного, и я просто-запросто стала неосторожна.

– Что же ты видела? – спросил он, глядя в Улины ясные глаза и улыбаясь ее радости.

Такси обогнуло клумбу возле резиденции американского посла и свернуло в арку проходного двора, через который можно было попасть прямо в Николопесковский переулок. Таксист заломил от Казанского вокзала несусветную цену – видно, был хорошим физиономистом и сразу понял, что Георгию не до торговли. Но зато он не приставал с разговорами и не расспрашивал, как лучше ехать: сам ловко выруливал по укромным дворам старого Центра.

– Очень, очень много хорошего! – сказала Ули. – Но, может быть, ты теперь зайдешь ко мне, если ты имеешь еще время? И тогда я немного приму душ, а потом могу тебе рассказать про все. Так можно сделать?

– Можно, – кивнул Георгий. – Можно все, что ты хочешь.

Ули отвела глаза и тут же сказала веселым тоном:

– Как хорошо, что я положила ключи от квартиры не в сумку, а в чемодан! Теперь мы не должны ехать в мой журнал и брать второй комплект. Но только у меня совсем нет еды, – вспомнила она. – Я сама не голодная, потому что меня угощали в купе пирожками с капустой, но ведь тебе пора ужинать, да?