К нам едет Пересвет - Захар Прилепин

И всякий мужик, стоявший со мной в одной очереди, — он был похож на меня, и он сплошь и рядом не умел сдержать себя, и суетливо бегал вокруг офицера, едва тот подходил, и заглядывал ему в лицо, и заискивал.

Впрочем, возможности проявить свою суетливую натуру тоже нужно было дождаться. Ровно в 12 часов, чуть-чуть не дойдя до моей машины, офицер объявил, что у него обед, и тут же исчез.

Мужики посмотрели друг на друга и достали по новой сигарете. А что делать: будем дальше смирно ждать.

За неимением других занятий мне пришлось внимательно рассмотреть те несколько десятков машин, что стояли на площадке. Сделав пешком неспешный круг, я в который раз с удивлением обнаружил, что ни одной дорогой машины в очереди не стояло. То есть моя была самая дорогая — хотя она не такая уж дорогая сама по себе.

Я вспомнил, что и в прошлый свой приезд, и в позапрошлый я заметил то же самое. Сравнение машин, разъезжающих по городу, — две трети которых точно иномарки, — с машинами, проходящими осмотр, навевало грустные и простые мысли. Вот они: обладатели богатых автомобилей, богатые автолюбители не ездят проходить осмотры. Они никогда не стоят в очереди, не томятся, не мерзнут. Их дела решаются как-то без их участия, и я даже догадываюсь как.

Всякий раз я собираюсь поступить тем же образом и всякий раз думаю: да ладно, минутное же дело, потрачу два часа, что я — не из народа, что ли…

Ага, из народа. Озябнув, я влез в свою машину и вместе со всем народом думал: а почему бы не пустить на осмотр двух офицеров, и пусть у одного будет обед с двенадцати до часу, а у второго с часу до двух?

Почему я тут торчу без дела и без смысла, у меня что, мало забот иных? У меня их огромное количество.

Простаивая в очереди, я элементарно теряю в деньгах, я мог бы их заработать за это время, достаточную сумму…

Так я себя развлекал, пока обед не кончился, но пришел офицер только в 13:17, я специально засек; да что я — все это засекли, все сто раз на часы посмотрели за эти семнадцать минут. Но российские служащие всегда уходят обедать минута в минуту, а возвращаются куда менее точно, мы ж знаем, что на часы попусту смотреть.

Несмотря на опоздание, офицера все встретили смиренно и даже отчасти влюбленно: ведь пришел все-таки, мог бы вообще не прийти.

Одна незадача: он опять начал осмотр с самого начала очереди; и лично мне, стоявшему в середине, пришлось снова ждать целый круг. Час или полтора часа, где-то так.

Осмотр моей машины занял минуту или полторы минуты. Опытный офицер, никто не спорит.

И я пошел сдавать документы в здание ГИБДД.

Три часа дня всего было, я имел отличные шансы разобраться с проблемой в один день.

Документы сдавали в одно окошечко. У окошечка стояли плечом к плечу несколько десятков суровых, мрачных, уставших мужчин.

Я долго выспрашивал, кто последний, и наконец выяснил. Последний долго не хотел называться, ему явно не нравилось быть последним — ибо очередь была огромна. Мало того, двигалась она еле-еле. Периодически вспыхивали ссоры, едва не доходившие до драки.

Казалось, что все находившиеся в помещении презирают свою жизнь, самое себя, всех остальных неудачников помимо себя, милицию и всех, кто в ней работает, гадкую погоду за окном, свой проклятый автомобиль и сорок седьмую за день сигарету на голодный желудок.

«Отчего бы не сделать здесь два окошечка? — вновь задался я нелепым вопросом. — Не одно, а два? Никак нельзя?»

Я понимаю, что в ГИБДД нехватка опытных кадров и вообще им трудно. У меня есть сосед, например, он офицер дорожной службы, самый обычный. Он построил себе один дом, двухэтажный, с двухэтажной баней, и тут же начал возводить второй, достроил всего за год (не сам, конечно, он же работает) и теперь продает за десять миллионов рублей. Обычный офицер, на дороге служит.

Я стоял в очереди и вспоминал про этого соседа.

Мне казалось, что специально для него стоило бы выдолбить второе окошечко в этом помещении и посадить там его принимать документы.

Еще я вспомнил, что и в прошлый приезд, и в позапрошлый я так же стоял в мрачной очереди, и длилось это долго, весь день. И год назад я даже не успел отстоять свою очередь до окончания работы сотрудников в единственном окошечке и был отправлен домой.

Уехал в тот город, где я живу, а на другой день вернулся снова и снова стоял в очереди до сумерек.

«Неужели сегодняшний день тоже пройдет совсем впустую?» — подумал я в страхе.

«Сколько нервных клеток растрачено здесь! — еще подумал я. — Тонны! Тонны! Сколько инфарктов приблизилось, а то и случилось в тот же день у замотанных мужиков… Сколько, наконец, бездарных человекочасов потрачено тут! Ежедневно добрая сотня здоровых мужчин стоит здесь, дымится от злобы и усталости и ничего, вообще ни-че-го не делает. Тупо ждет! Из года в год! А?»

Окошечко периодически закрывалось минут на пятнадцать.

Странное совпадение: за минуту до закрытия у всей очереди на глазах в помещение заходил некий сотрудник ГИБДД, неся в руках бумаги, очень схожие с теми, что были в руках и у меня, и у всех остальных.

Быть может, нам всем казалось, мнилось и чудилось, но бумаги выглядели как те же самые. Просто к заносимым бумагам не прилагались владельцы этих бумаг, они явно находились где-то совсем в другом месте.

Сумерки загустели; в голове противно и нудно шумело; но за полчаса до закрытия вожделенного окошечка мне удалось сдать документы.

— Фамилия у вас неразборчиво написана, — спокойно сказал офицер, принимающий документы.

— Почерк такой, — сказал я, чтоб хоть что-то ответить.

— Ты сейчас переписывать все будешь, — ответил он мне, неожиданно, как мы видим, перейдя на «ты».

И ничего, я сморгнул, проглотил неприятную слюну, смолчал — и добился-таки своего: мои документы приняли и переписывать не заставили.

Умею! Я умею! Я тоже умею как все!

Неприятно содрогаясь от самого себя, я подождал еще полчаса и получил свой техпаспорт.

— Удачи вам! — приветливо сказал мне офицер, передавая документы.

Что вы думаете? Я готов был его поцеловать. Если б у меня был хвост — я, наверное, широко размахивал бы им, уходя из ГИБДД.

Подумаешь: убил сутки, что ж с того. Сутки ведь, а не двое. Не трое суток. Не неделю, да.

Домой я вернулся поздно ночью, совершенно неживой, и даже спал плохо.

Проснувшись в четыре утра, я попытался вспомнить все случаи моего общения с государством и с его чиновниками. О, это всякий раз было бездарное и безрадостное времяпровождение. Каждая справка давалась как редут. Не только чиновники, но и чиновницы неожиданно переходили на личности и были недовольны самим фактом моего существования, наличием у меня жилплощади, машины, детей, прав, претензий, вопросов, свободного времени.