Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

Но Екатерина еще долго бодрствовала рядом со спящим Генрихом. Бог пожелал забрать всех троих ее детей! Эта мысль безмерно ее тревожила. Какой прекрасной была бы жизнь, если бы Он позволил ей сохранить их. Маленькому Генриху было бы сейчас три года, его сестре – на год больше, а последний младенец сейчас лежал бы в колыбели. У Англии было бы два наследника, а она была бы счастливой матерью и не страдала бы от боли утрат и страха за будущее.

Она завидовала Мод Парр, у которой был здоровый сын Уильям и дочь, милая рыжеволосая крошка Кейт, крестница королевы. Благословение Божье смягчило горе Мод от потери сына. Екатерине же оставалось только оплакивать потерянных детей.

Она знала, что Генрих наверняка испытывал те же чувства. Больше всего Екатерина хотела подарить ему то, в чем он так нуждался, – сына, который будет жить. Бог свидетель, она старалась как могла. Три беременности за четыре года в браке – и все же она оставалась бездетной.

«Чем я прогневала Тебя?» – продолжала она вопрошать Господа.

Разумеется, грех, повлекший за собой такое наказание, не мог не быть очевидным ей. Она снова и снова перекапывала глубины своей совести, но все в них было спокойно, а вот разум ее покоя обрести не мог.

Екатерина положила руки на мягкую округлость недавно носившего ребенка живота и заплакала обо всех рухнувших надеждах. Она не переставая думала о том маленьком мертвом тельце, которое даже не подержала на руках, и из ее груди вырвались рыдания.

Это разбудило Генриха.

– Дорогая, – сказал он, мигом насторожившись. – О дорогая… – Он повернулся и обнял ее, крепко прижав к себе. – Оставьте это в прошлом, Кейт. Такие вещи случаются. Моя мать потеряла трех малолетних детей, и все равно у нее были я и Артур, и Маргарет, и Мария.

– Что я сделала? – сквозь слезы вопрошала Екатерина. – Почему Бог забирает моих детей?

– Вы ничего не сделали. – Генрих в утешение гладил ее по волосам. – Мы ни в чем не виноваты.

– Это Божья кара!

– За что? – спросил он, отстраняясь и глядя прямо на нее.

– Я не знаю! Хотелось бы мне это понять.

Генрих закрыл глаза. Казалось, ему было больно.

И тут Екатерине пришла в голову ужасная мысль.

– А что, если наш брак может быть незаконным? – произнесла она с дрожью в голосе. – Некоторые – Уорхэм, например, – считают, что он противоречит Писанию. Но папа одобрил его. У нас есть разрешение.

– Это здесь ни при чем, – твердо сказал Генрих. – Не хотите ли вы представлять на суд Церкви всякую пару, потерявшую троих детей? Очередь была бы бесконечной. А что насчет моей сестры Маргариты? Господу угодно было забрать у нее пятерых детей. Дорогая, вы не должны относиться к этому так серьезно. Нет причин для беспокойства. Мы молоды, вам еще не исполнилось двадцать девять. У нас будут другие дети, я вам обещаю. А теперь постарайтесь заснуть и забудьте о своих страхах.

Они поцеловали друг друга на ночь, и Екатерина стала искать забвения, впрочем напрасно. Забрезжил рассвет, но она так и не сомкнула глаз. Генрих лежал к ней спиной, и в тусклом свете, лившемся сквозь окно со средником, Екатерина заметила, что его плечи тихо подрагивают.

Новые лошади были великолепны. Генрих и Екатерина восхищенно следили, как грум на конюшенном дворе в Гринвиче показывал возможности двух кобыл, подаренных маркизом Мантуи.

– Браво! – крикнул Генрих, прикрывая рукой глаза от резкого июньского солнца.

– А теперь, ваши милости, они покажут искусство верховой езды в испанском стиле, в качестве приветствия для ее высочества, – объявил итальянский посланник.

Екатерина смотрела как завороженная. На нее нахлынули воспоминания об отце и брате – те были прекрасными наездниками.

В конце показа лошади отвесили поклоны ей и Генриху.

– Я послал тысячу благодарностей его милости маркизу Мантуи за этот подарок, – сказал Генрих и вместе с сестрой Марией подошел к кобылам – погладить их и дать им лакомство.

– Что вы думаете, мой дорогой герцог? – спросил Генрих, оборачиваясь к одному из своих лордов-помощников.

Это был француз герцог де Лонгвиль, захваченный в плен во время Битвы шпор и с тех пор состоявший при короле в качестве заложника, – красивый мужчина лет тридцати пяти, с темной лопатообразной бородой и высокими скулами, одетый в короткое платье пепельного цвета с пышными рукавами. Первые месяцы заключения герцог, по распоряжению Екатерины, провел в лондонском Тауэре, но Генрих, вернувшись осенью, вызвал де Лонгвиля ко двору, одарил благосклонностью и оставил при себе. Герцог пользовался большим уважением и наслаждался всеми преимуществами придворной жизни. Тем не менее это была для него золотая клетка, и ему приходилось оставаться в ней в ожидании огромного выкупа, назначенного Генрихом.

Однако создавалось впечатление, что герцог вовсе не торопится домой: всем было очевидно, что он нашел утешение в обществе Джейн Попинкур. Екатерина нахмурилась, увидев Джейн рядом с ним: вообще-то, той полагалось сопровождать свою госпожу. Но женщина эта, по общим отзывам, сама теперь была госпожой – госпожой сердца. Екатерина сделала себе мысленную заметку: надо предупредить Джейн, что ее поведение вызывающе. Уже поползли слухи, и это отразилось на ней – королеве!

– Это лучшие кони, каких я когда-либо видел, ваша милость, – сказал де Лонгвиль на прекрасном английском.

Слава Богу, свободного времени для совершенствования у него было предостаточно. Однако взгляд герцога был прикован скорее к Джейн, чем к лошадям.

– Ваша милость изволили сказать, что я могу обсудить с вами дела Мантуи, – произнес посланник.

– Не сейчас. Поговорим в другое время. Мы уже опоздали к обеду, а потом должны быть танцы.

Итальянец выглядел возмущенным. Екатерина подавила досаду: вот опять Генрих пренебрегает делами государства. И это после того, как посол проделал столь долгий путь, да к тому же с такими прекрасными подарками! Без сомнения, кончится тем, что положенные почести ему, как обычно, окажет Уолси.

Они вместе вернулись во дворец. Екатерина смолчала. В тот момент у нее были другие заботы. Она беспокоилась из-за грядущей стычки с Джейн Попинкур и раздумывала, не пришла ли пора открыть Генриху собственные приятные новости, но решила не делать этого. Брэндон, Комптон и эти повесы Николас Кэри и Фрэнсис Брайан шли у них за спиной. Брэндон, как обычно, увивался за принцессой Марией, ловя каждое ее слово. Это также тяготило Екатерину. Брэндон был уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что к чему, однако он не делал секрета из своих любовных интересов, и Мария поощряла его, несмотря на предполагаемый брак с эрцгерцогом Карлом.

Екатерина хотела дать понять Генриху, как ее беспокоит Мария. Она уже дважды говорила ему о своей тревоге, но он лишь отмахивался:

– Это безобидный флирт. Мария знает свой долг. По общим отзывам, эрцгерцог – серьезный юноша. Пусть она позабавится, пока может.