Разрушающие себя - Яна Мелевич
Шрифт:
Интервал:
— Никита… — выдохнула Диана, неуверенно рассматривая меня. Словно я исчезну, точно Чеширский кот, оставив после себя угасающую улыбку в воздухе.
— Мы опаздываем, — голосом кролика из «Алисы в Стране чудес» проговорил я, показательно посмотрев на часы и притопнув.
В костюме неудобно, не представляю, как Рома каждый день таскается в пиджаке с галстуком на работу. Мне вот хватило пары часов — хочется застрелиться или повеситься на удавке. Но терплю, потому что антураж и все дела. Протягиваю руку, приглашая пойти за собой.
— Пойдем?
Словно в тумане Диана быстро спешит ко мне, ни разу не потеряв ориентир и не запнувшись. Кожа теплая, сухая на ощупь, когда я сжимаю ее пальцы. Кивнув улыбнувшемуся охраннику, тяну молчаливую Загорскую за собой на выход к парковке. Стоим стеклянным дверям раздвинуться — яркие огни салюта освещают небо разноцветными вспышками, словно сейчас Новогодний праздник. Диана застывает, жадно вглядываясь вверх и крепче сжимая мою руку. Она даже не слышит звуков подъезжающей кареты с тройкой лошадей.
Нет, все-таки ради этого добра стоило просидеть на лестничной площадке у квартиры Дианиного брата. Попробуй договорись за несколько часов оформить праздник и атрибутику к нему с агентством. Хотя разориться все-таки пришлось.
— Катя? — улыбается Ди, поворачиваясь ко мне. Она встает напротив, не разжимая наших пальцев, заглядывая в глаза, словно пытаясь там что-то найти. — А Егор знает?
— Не думаю, что стоит травмировать психику твоего брата, — отшучиваюсь, расцепляя руки и обнимая ее, притягивая в объятия к себе. — Это, конечно, не Новый год, но я старался.
— Ты очень хорошо старался, — со слезами на глазах выдыхает она, прижимаясь ко мне. Коснувшись волос, вдыхаю аромат цветочных духов и закрываю на мгновение глаза.
Я все испортил между нами. Позволил собственным страхам управлять собой, разрушить нас до основания. И мне придется построить наши жизни заново, сколько бы времени на это ни осталось.
— Что бы ни случилось потом, я буду любить тебя, — прошептал тихо, надеясь, что она слышит. Мне повезло, Диана замерла, затем расслабилась и еще сильнее прижалась ко мне.
— Слишком мало времени, — с грустью констатировала она, цепляясь за мой пиджак. Ее накрывает удушающий кашель. Диана захлебывается им, пытаясь устоять на месте и судорожно хватаясь за меня пальцами из последних сил.
— Оно почти истекло, Никит. Не знаю, сколько еще смогу бороться, — ей трудно говорить, однако Ди очень старается. Коснувшись губами макушки Дианиной головы, я отвечаю, сглатывая ком в горле и закрывая глаза:
— Тогда давай делать это вдвоем, — ни ночная весенняя прохлада, ни надоевший костюм не могли сейчас испортить этот момент.
— Однажды тебе придется отпустить меня. Навсегда.
Знаю, да. Не хочу об этом думать. Оставить Диану в прошлом, которое всегда будет согревать мое сердце. Но не сейчас, не в ближайшем будущем. Кто знает, сколько мне понадобится времени, чтобы собрать себя после ее смерти. Пусть это будет потом. Не хочу прощаться ни сегодня, ни через год, ни через пять лет.
— Позволь мне тоже побыть эгоистом, ладно? — она улыбнулась, поняв смысл моих слов.
Влюбленные — страшные эгоисты. И я, возможно, худший представитель.
Каждый день — это борьба. С собой, за нее и с ней. По мере течения времени вместе я все больше терялся в бесконечных буднях, наполненных и сладостью, и болью. Иногда мы были счастливы по-настоящему. Утром кофе, завтрак и неспешные поцелуи, затем работа, терапия, встречи с друзьями — мотивирующей силой, поддерживающей во мне жизнь. А иногда Диана погружалась во мрак своих мыслей.
Она закрывалась в ванной после очередного пореза из-за дрогнувшей руки. Могла часами лежать в постели, уставившись в потолок и не желая никуда выходить. Просто срывала все планы, теряя вкус к жизни. Работать ей стало тяжело, долго гулять тоже. Загорская постоянно простывала от малейшего ветерка, а врачи только печально качали головами.
Год, максимум полтора. Боковой амиотрофический склероз, бульбарная форма. Одна из самых быстро протекаемых у больных данным заболеванием. Поражение периферического мотонейрона в стволе мозга. Последствия ужасны: расстройства артикуляции, поперхивание при приеме пищи, гнусавость голоса, атрофия и движения языка затруднены. В итоге человек не может самостоятельно дышать на последних месяцах жизни — нужна искусственная вентиляция легких.
Яркие признаки течения болезни я заметил еще с началом лета. Ранним утром Ди пыталась нарезать тосты — возилась минут пять с ножом, но руки будто ослабли. Нож то выпадал, то вскользь проходился по мякоти. Из-за этого куски выходили разной степени толщины. Она упрямо пыталась совладать с собой, однако ничего не получалось. В конце концов, острый край прошелся по коже, и первые алые капли упали на поверхность стола.
— Давай я, — попытавшись забрать у нее нож, я тронул ее за плечо, но Загорская отшатнулась от меня.
— Сама! — крикнула как-то истерично, затем опустила голову и выдохнула. — Прости, просто бесит это все.
— Я понимаю. А еще ты сейчас кровью истечешь, — попытался пошутить, разгоняя подальше подползающий к затылку страх. Леночка где-то там, внутри меня, ждала момента вновь выбраться наружу и от души повеселиться.
Хрен тебе, стерва.
— Паршиво, — выдохнула Диана, подходя к раковине и позволяя мне промыть рану, а затем обработать. Благо с аптечкой по настоянию Ильи я был теперь на «ты». Даже сделал над собой усилие и добавил валерьянку в набор — не себе, так Ди.
— Это фигня, — я повторил точно мантру любое слово, обрабатывая порез. Она подняла на меня взгляд, стоило обхватить ладонями ее лицо. — Ну, посмотри на меня. Ничего не произошло. Это же просто завтрак.
— Вот именно, Никита, — прошептала Загорская, прикрывая глаза. — Самый обычный гребаный завтрак!
Туда-сюда, от спокойствия до крика. Коснувшись губами ее губ, я ощутил соленую влагу. Мне за себя-то отвечать нужно, а тут еще Диана. С каждым днем все сложнее, хотелось спрятаться куда-нибудь подальше. Мы с Гришей уже обсуждали это на терапии. Помимо моих личных демонов, он поднимал вопросы о сложности заботы о больном человеке. Депрессии, психозы, срывы — малая доля того, что еще предстоит пережить. Психическое и моральное истощение человека, у которого самого никакой дружбы с сознанием — вот это настоящий ад.
Но себе я в этом признаваться не хотел. А ей подавно.
— Знаешь, завтраки могу и сам готовить. Не маленький, в курсе, что чай не сам себя заваривает, — проговорил я, обнимая Диану крепко.
— Да, и правда. — сдавленно рассмеялась она.
На улице я закурил первую сигарету, наплевав на правила, законы и все такое прочее. Осуждающие взоры молодых мамочек мне тоже были неинтересны. Втянув носом дым вперемешку со сладким аромат каких-то цветов в клумбах, задумчиво потер переносицу.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!