Ответный удар «попаданцев». Контрразведка боем - Александр Конторович

В Школе я встретил двух титанов. Монжа и Карно. (Кстати, я так и не пойму, когда же, наконец, Карно озаботится изобретением своего цикла?! Он же ничем, кроме политики, не занимается!)

Которые титаны, тут же обрадованно мне сообщили, что нашли для меня требуемого химика! Согласного на переезд в Медон и на разработку нового способа получения водорода – и вообще на все согласного! Но только при одном условии: если ему при этом разрешат заниматься и его исследованиями. На мой осторожный вопрос: какими такими исследованиями занимается сей ученый муж, мне пояснили, что он пытается получить топливо для осветительных ламп из угля.

Я слегка офонарел. Потому как никогда ничего про подобные работы во Франции не слышал. Корифеи же, наоборот, решили, что я уже знаю о господине Франсуа Лебоне и что мнение мое о нем резко отрицательное. И принялись меня уверять, что все обстоит коренным образом наоборот. Что сей достойный гражданин является действительно первоклассным химиком. И занимает ни много ни мало пост профессора Парижской Школы Мостов и Дорог, на каковой должности зарекомендовал себя с самой наилучшей стороны. А то, что он одержим идеей фикс создать заменитель для используемого в лампах масла… Так дело это весьма важное и перспективное. Вот только никто – включая и моих высокоученых собеседников – понятия не имеет, как к нему подступиться. (Я чуть не посоветовал использовать керосин, но, к счастью, вовремя вспомнил, что нефтепереработка пока что наукой тоже еще не открыта. Массаракш!..) Потому гражданин Лебон проводит свои опыты исключительно частным порядком и весьма заинтересован в чьей-либо поддержке. И будет за то весьма благодарен… И если ему таки разрешить немножко в нерабочее время ковыряться в его угольях – так по основной работе он горы своротит… Ну, кончилось тем, что мы полным составом – все втроем – поехали к этому самому Лебону. Знакомиться. К счастью, я твердо помнил, что автора «Психологии масс» звали Густавом. Потому особо не напрягался по поводу возможных совпадений. Хотя, может быть, это его отец? Впрочем, чего гадать – я все равно не знаю!

Как ни странно, профессор произвел на меня благоприятное впечатление. Хотя бы тем, что был того же года рождения, что и я – в смысле Наполеон, – а сверстникам зачастую бывает проще понять друг друга. А уж его лекция о недостатках современного освещения и вовсе убедила и меня, и Наполеона. Во всяком случае, проблему человек знал глубоко. Не понаслышке. Из него так и сыпались лампы-кенкеты (аптекарь Кенке изобрел лампу со стеклянным колпаком, получившую его имя), лампы конструкции Карселя, снабженные устройством принудительного нагнетания масла, плоские фитили Леже и трубчатые Арганада, преимущества горения пламени в кожухе в сравнении со свободным и об отвратительных свойствах масла, даже в самых лучших образцах забивающего фитили нагаром уже через пару часов работы… (Слышали ли вы о чем-нибудь подобном? Вот и я тоже. В смысле – не слышал! Наполеон, кстати, тоже впервые узнал такие подробности по части осветительного дела… Но что удивительного? Артиллерист он, а не фонарщик!..)

В общем – это был типичный энтузиаст-бессребреник. Целиком поглощенный захватившим его делом. А уж когда я задал ему несколько вопросов по поводу сухой перегонки древесины, которой он сейчас занимался… Да – при таком блеске в глазах легче легкого прослыть среди знакомых сумасшедшим. Вот только я единственный в этом мире понимал, что никакого сумасшествия тут не наблюдается. А наблюдается технология получения того самого светильного или генераторного газа, про который я вспоминал только нынче поутру.

Короче – мы договорились.

Поздно вечером – я еще в морском министерстве был, относительно производства канатов беседовал (не сказать, чтоб удовлетворительно, н-да…) – я вернулся наконец в Шале-Медон.

Где обнаружил бьющего копытом Мюрата, требующих указаний соратников и прибывшую наконец роту саперов. Всучив Иоахиму деньги под расписку и наскоро что-то сожрав в качестве ужина, велел сыграть саперам тревогу.

Ну… Пожалуй, и вправду солдаты оказались опытные. Не новобранцы – уж точно. Во всяком случае, не та толпа недоумков, которой встретила меня вандейская бригада (где-то они сейчас, да и живы ли?). Правда, было и «но» – рота явно недотягивала до штата по численности. Однако я поминал уже про дареного коня… Выразив удовлетворение и поздравив с прибытием под славную команду генерала Бонапарта, я толкнул доблестным легионерам Республики речь о важности порученного дела и пообещал, что скучно им здесь не будет! После чего скомандовал разойтись, а офицеров забрал с собой на общее совещание. Пусть привыкают… Впрочем, офицеров в роте оказалось всего один. Командир. Остальные должности занимали сержанты. Что меня порадовало – матерые служаки, явно еще царской, в смысле королевской, закваски. Значит, можно было надеяться, что порядок в роте есть…

Да уж, порядок в роте был… Как выяснилось при более тесном разговоре с ротным начальством – их ко мне отправили в наказание. И не за что-нибудь. А за участие в антиправительственном выступлении в Северной армии! У генерала Пишегрю. А генерал Пишегрю валандаться не стал, а просто пересажал самых буйных из батальона. Вот этих вот! Ребятам грозила в лучшем случае каторга. Но тут у кого-то в министерстве проснулась жаба, и было решено, что слишком дорого разбрасываться кадрами технических войск. В результате их извлекли из парижской тюрьмы, куда успели к тому времени этапировать для следствия и суда. И маршевым шагом направили прямиком ко мне. Во, блин, конь дареный!.. Это не иначе, как Обри мне персонально удружил, дуб стоеросовый!.. Хорошо, что я ему не подчиняюсь.

Так что ничего, переживем…

– За что хоть бунтовали-то? – поинтересовался я. Чем явно озадачил своих новых соратников. Во всяком случае, они вряд ли ожидали, что вопрос я задам столь будничным тоном.

Ну, история оказалась простая. Хреновое снабжение. Невыплата денег. Произвол офицеров… Броненосец «Потемкин», в общем. Довели людей до ручки, а потом объявили роялистами. С целью торжества справедливости. И все дела… Даже и уточнять ничего не требуется.

– Ладно, – резюмировал я все тем же будничным тоном. – Бунтовать вы не умеете. Надеюсь, хоть работать можете. Ибо дел вам с самого завтрашнего рассвета предстоит переделать невпроворот – поскольку никаких других строителей у меня в распоряжении нет. А строить надо много. Потому пока сидите и слушайте – для общего ознакомления. А после совещания мы с вами отдельно пообщаемся, и я вас озадачу по полному профилю – от ремонта казармы до геодезической съемки местности…

Вслед за чем занялся текущими вопросами.

К полуночи разгребаю наконец все. Точнее – всех. В том числе и назначенный наконец штаб. Одна беда осталась: нет снабженца. Хоть ты тресни! И где взять? Причем нужен-то мне не тот, кто ко мне пойдет – на неограниченный-то бюджет все побегут, только дай! – были желающие уже. Но вот того, кто пахать станет, а не своими гешефтами заниматься, – пока не подвернулось. Просто шайтан какой-то, честное слово!.. Ну да ничего – дайте немного времени – мы и этот вопрос разъясним!

Пока же, запалив лампу Арганда принимаюсь за бумагомарание. План на завтра, план на неделю, коррекция в связи со сделанным. Потом – письма в разные могущие представлять интерес места. Письма матушке в Марсель: как они там – получили отправленные мной деньги? И пусть ждут вскорости еще. Письма братьям. Ничего особенного. Просто изложение новостей. Есть у меня мысль вызвать сюда, по крайней мере, Люсьена и Луи, но я пока не тороплюсь. Надо спервоначалу раскрутить проект как следует. Хотя слов нет – надежные люди мне тут пригодились бы, а родне я в этом смысле могу кое в чем доверять, как никому. Хотя и не питаю никаких особых надежд: из дальнейшей истории ничего выдающегося я ни за кем из родственников Наполеона не припоминаю. И сам их впредь чрезмерно баловать не намерен. Во всяком случае, королями никого делать не стану… Вот же черт! Ведь понял же уже, что сам-то в императоры не попаду, – а все равно из памяти лезет! Тенденция, однако! Будем с ней беспощадно бороться!