Зов Атлантиды - А. Дж. Риддл

* * *

Дориан открыл глаза и наткнулся взглядом на изгиб стекла и титаническую каверну ковчега воскрешения.

Воскрешение восстановило его физически, но не исцелило, Слоун чувствовал болезнь всем нутром. «Сколько у меня осталось? Пара часов?»

Прямо напротив из другой трубы на него таращился ледяным взором Арес.

Их трубы открылись одновременно, и они, выйдя, встали друг напротив друга, не дрогнув. Эхо их шагов раскатилось далеко под сводами, мимо миль труб, громоздящихся от пола до потолка. Когда последний отголосок утих, Арес жестко отчеканил:

– Крайне глупый поступок, Дориан.

– Убить тебя? На самом деле, по-моему, это самое умное, что я сделал за многие годы.

– Ты чего-то недодумал. Оглядись. Здесь тебе меня не убить.

– Еще как убить…

Бросившись вперед, Дориан ударил Ареса, прикончив его одним ударом. Этого атлант не ожидал, а Слоун сражался, как загнанный в угол дикий зверь. Труп генерала мягко шмякнулся на черный металлический пол, залившись кровью.

Дориан попятился обратно в трубу. Та обнулит счетчик времени, устранив все его болячки, кроме синдрома воскрешения – единственного недуга, трубам воскрешения не подвластного.

Он смотрел, как белые клубы заполняют трубу напротив. Время шло. Сколько именно, Дориан не знал, но когда клубы рассеялись, в трубе стоял новый Арес.

Она открылась, и Дориан ринулся вперед, прикончив атланта снова.

Цикл повторился двенадцать раз; на полу перед трубой уже валялось двенадцать трупов, все принадлежавшие Аресу. Дориан сражался, как человек, которому нечего терять, инстинктивно угадывая каждое движение генерала – благодаря воспоминаниям, которые скоро отнимут у Дориана жизнь.

После тринадцатого воскрешения Арес, едва выйдя, упал на колени и воздел руки.

Слоун остановился.

– Я могу вылечить тебя, Дориан! – Арес поднял глаза. И когда понял, что тот остановился, встал с колен и продолжал: – Ты страдаешь от синдрома воскрешения – воспоминаний, которые твой разум не может переработать. Как и их умы, – он охватил широким жестом зал с тысячами труб. – Исцелить их – моя цель. Ради этого я принес столько жертв. Ты видел эти жертвы, и от этих воспоминаний и заболел. Я исцелю тебя, Дориан. Ты мне как сын, ты мне ближе всех. Я ждал тысячи лет, когда кто-нибудь проявит себя передо мною, как ты. Ты можешь убить меня, но мы можем и жить – вместе.

По ту сторону горы трупов возникла голограмма. В космосе разыгрывалась битва: тысячи, а то и миллионы сфер, извергаясь из бреши, кромсали ряды треугольных кораблей.

– Наши «стражи» сражаются с Изгнанниками, Дориан. Они победят. Я готовился к этой войне очень давно. Когда Изгнанников не станет, мы унаследуем эту Вселенную. Все свершится за одни-единственные сутки. Моя месть. Наша месть. Мы можем разделить ее.

Дориан приблизился к голограмме. Сферы побеждали, истребляя треугольные корабли Изгнанников флот за флотом, каждый раз перепрыгивая к новой армаде.

– Как ты меня излечишь? – негромко спросил Слоун.

– Ты вернешься в трубу. Мне нужно время, чтобы найти лекарство. Но я тебя вылечу.

– А что будет с Землей?

– Это прошлое, Дориан. Земля – лишь камешек в нашем море.

– Покажи мне. Покажи мне мой мир.

– Это больше не твой мир.

Метнувшись вперед, Дориан снова прикончил Ареса.

Выйдя из трубы в четырнадцатый раз, атлант моментально активировал голограмму, показавшую Землю, окруженную Змеиными кораблями. Треугольные корабли сражались с ними, но проигрывали.

– Изгнанники бьются против Змеиной армии? – приподнял брови Дориан.

– Да. Дурачье. Они сражаются за все человеческие миры. Кольцо поперло, как я и думал, как только отозвал сторожевую черту. Это часть моего плана, Дориан.

– Мы – оружие.

– Да. Помнишь ту ученую, что ты видел, Изиду? Я поделился с ней Змеиной генетической информацией. Она создала своего рода антивирус. Вот что такое на самом деле ген Атлантиды, полученный человечеством. Более изощренной технологии выживания Вселенная еще не знала. Погляди, что она сотворила с вашим миром. Ни одна цивилизация еще не развивалась настолько стремительно. Я скомбинировал то, что сотворила Изида, что она дала Изгнанникам, со Змеиным вирусом. Это и есть известный тебе ген Атлантиды. Вот что вы такое. Ваше желание ассимилироваться, стремление стать единым сплоченным обществом, движущимся к одной цели, достижению некой вселенской силы – это ваш фатальный изъян и спасение нашего народа. Когда ехидна ужалит, ваш народ отравит ее.

– В каком это смысле?

– Они ассимилируют, Дориан. Они ассимилировали мою жену, весь мой народ перед гибелью нашего мира и нашим Исходом. Кто-то будет сопротивляться, а когда такое происходит, змея впивается крепче, пытаясь перехватить их канал связи с Первозданной Сущностью. Предложат сладкий плод – нечто такое, чего этот человек отчаянно жаждет. Потом охватят его пламенем, наполнят страхом. И всякий раз будут предлагать фальшивое спасение. Если же человек сопротивляется, гадина инициирует принудительную ассимиляцию. Его ДНК проникнет в ехидну, уничтожая ее изнутри. Нужен всего-навсего один человек.

– Так вот что ты делаешь. Это твоя армия.

– Да. Мне требовалась одна-единственная душа, обладающая волей для сопротивления. Бедствия множат силы. Я уничтожил ваш мир в надежде сотворить единственную душу, обладающую волей, позволяющей пережить змеиную ассимиляцию. И еще мне хотелось, чтобы ваш мир выглядел для Змеиной армии легкой поживой – миром, полным душ на краю пропасти. Беззащитных. Не способных к сопротивлению.

Дориана охватило безразличие. Чудовищность ситуации начала доходить до него.

– Возвращайся в свою трубу, Дориан. Жди моего следующего хода. Я исцелю тебя, как исцелю всех в этом зале. Все, что я делал, было ради тебя и них. Я защищу тебя. Я спасу тебя.

Слоуну отчаянно хотелось отступить в трубу, чтобы подождать, когда Арес – отец, которого у Дориана никогда не было, по которому он тосковал, – придет и спасет его, исцелит его. Он сделал шаг назад. Слева лежала груда кровавых тел, заслонившая собой протяженность труб.

– Давай, Дориан. Я вернусь за тобой.

Слоун сделал еще шаг назад.

Арес кивнул.

Дориан остановился.

– Ты уже лгал мне прежде.

Потянулась секунда за секундой, и Слоун ощутил, как его охватывает страх. Паранойя. Незажившие раны. Перед его мысленным взором проносились образы. Отец, порющий его, когда он был совсем маленьким ребенком, распекающий его, уходящий, возвращающийся, когда Дориан заболел испанкой, помещающий его в трубу. Слоун увидел себя пробуждающимся в трубе, изменившимся. Свою ненависть, свою тоску, свое стремление отыскать ковчег воскрешения. Там он нашел отца, но тот снова выскользнул у него между пальцев, убитый приспособлением атлантов – Колоколом. И на каждом шагу Арес предавал его.