Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси - Василий Седугин

– Путятинские люди замышляют измену!

– Мономаха не хотят пустить к власти!

– Кабалу намерены увеличить!

– Ростовщикам иноземным доступ к власти открывают!

Над толпой поднялся мужчина, бородатый, с растрепанными волосами и страшными глазищами, закричал широко разъятым ртом:

– Православные! На Старокиевскую гору всем миром!

И толпа хлынула наверх, туда, где стояли терема зажиточных людей и великокняжеский дворец. Ярий бежал со всеми, подогреваемый любопытством. Он слышал, как со всех сторон выкрикивали, перебрасывались фразами люди, стараясь оправдать свои действия:

– Задолжал ростовщику, так из дома всю семью выкинули!

– А у меня огород отняли!

– Всю мою скотину увели за долги!

– Святополк им поблажал, а теперь его Святославичами хотят заменить!

Первым попался терем Путяты, двухэтажный, с резными наличниками, фигурными столбами, поддерживавшими крышу над крыльцом, и с петухом на черепичной крыше; терем был окружен частоколом, за которым стояла вооруженная охрана. Толпа с криками и свистом обтекла терем со всех сторон, в охранников полетели камни и палки, и те скрылись с глаз долой. Откуда-то приперли бревно, с треском выбили ворота и ворвались вовнутрь. Скоро из терема потащили ковры, мебель, одежду, обувь, драгоценности, оружие, утварь...

Затем буйная толпа понесла Ярия к домам ростовщиков. На его глазах из домов выволокли несколько мужчин и тут же на крылечках забили палками. Некоторым ростовщикам удалось бежать в синагогу, там они закрылись и приготовились к осаде. Потом принялись за дома богатых и знатных людей. Писал летописец: «Киевляне разграбили дом Путяты, тысяцкого, пошли на евреев, разграбили их».

Это случилось 17 апреля 1113 года. А на другой день, 18 апреля, вновь толпы людей вышли на улицы, обступили боярские и купеческие дома, окружили синагогу, большая толпа бросилась в сторону Печерского и Выдубицкого монастырей, грозясь расправиться с монахами – плутами и мздоимцами. Самые отчаянные подбегали к великокняжескому дворцу и выкрикивали угрозы в закрытые занавесами окна, а дружинники не решались применить против оружие. Бунт нарастал, он грозил перекинуться на другие города Руси.

Тогда вечером 18 апреля в Софийском соборе митрополит Никифор собрал киевскую верхушку. Напуганные мятежными толпами сторонники Святославичей и Мономаха не стали спорить между собой и решили послать гонца в Переяславль с просьбой к Владимиру Мономаху занять великокняжеский престол: «Пойди, князь, в Киев; если же не пойдешь, то знай, что много зла произойдет, это не только Путятин двор или сотских, но и евреев пограбят, а еще нападут на невестку твою, и на бояр, и на монастыри, и будешь ты ответ держать, князь, если разграбят и монастыри».

20 апреля 1113 года Владимир Мономах с переяславской дружиной въехал в Киев. Ему навстречу вышли митрополит, епископы, бояре и множество народа. В толпе радостно говорили, что новый князь накажет мздоимцев и установит справедливость. И Мономах оправдал возлагаемые на него надежды. Скоро с княжеского крыльца, на площади близ Софийского собора, на Подоле и на торге был зачитан «Устав Владимира Всеволодовича», в котором в первую очередь были резко ограничены алчные аппетиты ростовщиков. Теперь человек, взявший долг и уплативший дважды по процентам, возвращал только сумму долга. А если он уплатил по процентам трижды, то долг полностью прощался. Мздоимцам не разрешалось кабалить свободного человека, разорять и тащить на правёж (порка палками или кнутом). Главное же – устанавливался потолок резы – 50 процентов в год, не более.

Затем появились новые законы о закупах, рядовичах, смердах и холопах, которые, пусть в небольших размерах, облегчали тяжкую долю сельских зависимых людей.

Став хозяином земли Русской, Владимир Мономах пересадил сыновей своих по стольным городам. Второго сына Святослава из Смоленска перевел в Переяславль, потому что он чаще всех ходил с ним в походы против половцев и хорошо изучил повадки степняков. В Смоленск же отправил Вячеслава, в Ростов – Юрия‚ а Ярополка, Романа и Андрея держал при себе. Что касается Мстислава, то на некоторое время оставил его в Новгороде, собираясь забрать в Киев, поближе к себе. Пора было думать о преемнике, чтобы все большую часть государственных дел переложить на плечи старшего сына, оставляя за собой право мудрого советчика.

Любимицей Мстислава была дочь Пригожа, красивая и жизнерадостная, но, не в пример Кристине, со смелым и независимым характером. Она любила игры с мальчишками, часто надевала шлем, брала в руки щит и деревянный меч и сражалась на равных. Не раз всерьез просилась:

– Папа, возьми меня в поход. Мне так хочется побыть в рядах наших воинов!

Мстислав отшучивался, не принимая ее просьбы всерьез. Но она была его любимицей, поэтому он старался пойти навстречу ее капризам, и однажды, когда ей исполнилось семнадцать лет, взял с собой в Киев, чтобы показать великолепие столицы Руси. Они вместе восхищались собором Святой Софии и Десятинной церковью, с богатыми ризницами, иконами с золотыми и серебряными окладами, крестами, церковными сосудами, книгами. Но наибольшее впечатление произвели на нее каменные постройки. В Новгороде, за исключением Софийского собора, все было построено из дерева. А здесь они жили в роскошном дворце, сложенном из кирпича; каменными были и некоторые боярские и купеческие терема и даже крепостные стены. Поразили своим великолепием Золотые ворота с надвратной церковью Благовещения.

– Папочка, у меня нет слов, чтобы передать мое восхищение красотой Киева! – часто говорила Пригожа, держась за руку отца, и глаза ее восторженно блестели. С удивлением замечал Мстислав, что дочь его за эти дни будто выросла и повзрослела; это была уже не девочка, к которой он привык, а девушка с плавными движениями и загадочным взглядом лучистых темно-синих глаз. Вот что значит иногда перемена мест, новые люди и новые впечатления!

Однако ошибался Мстислав и не увидел главной причины перемен в дочери. А она крылась совсем в другом. Вышла на второй день пребывания в Киеве Пригожа с отцом в Софийский собор отстоять заутреню. Она была потрясена великолепием внутреннего убранства собора, ее душа трепетала от звуков сильного, слаженного хора, особенно отзывались в сердце мощные басы, ей хотелось взлететь вверх, под купол и парить там, растворяясь в светлом, пронизанном лучами солнца воздухе...

И вдруг она заметила, что кто-то сбоку смотрит на нее. Она оглянулась. За ней исподтишка, украдкой наблюдал красивый светловолосый парень в белой шелковой рубахе и корзно – княжеском плаще. В сердце что-то толкнуло, оно вдруг забилось часто и неровно. Пригожа отвернулась, но внутри так и подмывало взглянуть на него еще раз, и она не выдержала. Их взгляды встретились, они какое-то время смотрели друг на друга не отрываясь. И вдруг перед ней все растаяло и уплыло куда-то вдаль, остались только его глаза – огромные, темно-синие, влюбленные, загородившие весь мир...

Когда возвращались из собора, парень в княжеской одежде шел следом и проводил ее до княжеского дворца. Входя следом за отцом в дверь, она оглянулась, и вновь их взгляды встретились, и вновь мир перед ней заколыхался, а пол заходил ходуном...