Бог счастливого случая - Ирина Грин

Сергей слегка наклонился, похлопал себя по бедру ладонью и тихо позвал:

– Джой, иди сюда.

Пес медленно поднялся.

– Видите, – обратился Сергей к Пермякову, – собака плохого выращивания. Костяк тяжелый, лапы «иксят», одно ухо, – пес уже подошел совсем близко, и Сергей потрепал его за ухо, – вот, видите – оно заломлено и уже не встанет. Так что это даже не брид-класс.

– Не вижу проблемы.

– Собаке нужны длительные пешие прогулки, хорошее питание и специальные добавки.

– Я живу в деревне…

– Нет, нет, эту собаку нельзя держать на цепи! – Сергей выразительно замотал головой. – Это домашняя собака. Посмотрите, какой у нее слабый подшерсток. Она не создана для жизни на улице. Гулять полтора-два часа в день – да. Остальное время – домашний любимец на диване. Длительное переохлаждение для нее смертельно.

После паузы, во время которой его пальцы бессознательно теребили шерсть на макушке Джоя, Сергей спросил:

– Вы по-прежнему хотите взять эту собаку?

* * *

– Вот тут ты будешь жить, – сказал Пермяков, когда они с Джоем приехали домой. – Осмотрись пока, выбери себе комнату, а я занесу покупки.

Покупок было много. По дороге домой Пермяков основательно затарился по выданному Сергеем списку. Можно было, конечно, пойти привычным путем – заказать все через Интернет, но Пермякова вдруг охватило острое желание погрузиться в неведомый мир собачьего провианта и экипировки, что он и сделал. Сгружая в багажник пакеты с собачьими витаминами, посудой, постельными принадлежностями, игрушками, щетками, скребками, он впервые за многие годы почувствовал живой интерес к тому, чем занимается.

Местом обитания Джой выбрал гостиную – большую светлую комнату со стеклянной раздвижной дверью, ведущей в сад.

– Что, нравится? – спросил Пермяков. – Подожди, ты еще нашу речку не видел, сейчас поедим и пойдем.

Деревенские сородичи встретили Джоя остервенелым лаем, но он вел себя сдержанно, на провокации не поддавался. Делал вид, что не замечает оглушительного лая, переходящего в истерику. Но Пермяков, хотя и неискушенный в тонкостях собачьей психологии, чувствовал: пес нервничает. Он то и дело останавливался, застывал в охотничьей стойке, вслушиваясь в новые звуки, впитывая запахи, а потом срывался с места, и Пермякову стоило большого труда удержать его.

И лишь когда деревня осталась позади, пес успокоился, перестал рваться вперед, яростно натягивая поводок.

А Пермякову вдруг вспомнилась Света.

– Неправильное какое-то это ваше Лукоморье, – сказала она, впервые оказавшись у реки. – Дуба не хватает! – И засмеялась, пародируя известного политика: – Каждой женщине по мужику! Каждому Лукоморью – по дубу! Река! Тебе нужен дуб?

И река утвердительно шлепнула волной по прибрежной коряге.

– Будет тебе дуб, – пообещал Пермяков.

И забыл о своем обещании. А сейчас вспомнил.

Домой возвращались затемно. Снова лаяли деревенские собаки, но уже без прежнего энтузиазма, скорее по привычке.

Ночью Пермякова разбудил непривычный звук. Цок-цок-цок-цок. А потом тихий обреченный вздох, от которого по спине пробежали мурашки.

– Джой, ты чего не спишь? – Пермяков тщетно попытался нащупать тапки и, не найдя, босиком вышел в гостиную.

В темноте пса не было видно, лишь тоскливо блестели его глаза.

– Джой, ну что ты, все будет хорошо, я тебе обещаю, – Пермяков потрепал пса по макушке. – Иди спать.

Пес послушно пошел к своему матрасу. Улегся, положив голову на вытянутые лапы, горестно вздохнул и замер. Пермяков сел рядом, прислонившись к уютно теплому боку. Как все-таки хорошо, когда рядом кто-то есть. Сидел долго, пока не заснул.

Появление в доме нового обитателя баба Женя одобрила молчаливым кивком. А вопрос с мопсами решился сам собой, когда Пермяков предложил теще отправиться с внучкой на каникулы на Средиземное море, а за это время организовать в квартире капитальный ремонт. По возвращении Соня о собаках уже не вспоминала.

Обещание, данное реке, посадить у Лукоморья дуб преследовало Пермякова. Он поделился планами с бабой Женей, и та рассказала, что дуб когда-то был. Лукоморье считалось чуть ли не священным. А потом дуб сгорел – то ли гроза, то ли чей злой умысел. Так и осталось Лукоморье без дуба.

Его привезли в конце октября. Голые ветки, спеленатые мешковиной, здоровенный ком земли в фанерной обрешетке. Пермяков купил дерево в питомнике и, несмотря на практически стопроцентную гарантию приживаемости, всю зиму с волнением смотрел на голую крону и распятый колышками с натянутой проволокой ствол – спит или умер? И успокоился, только когда дуб весь набух мощными светло-бурыми почками, которые вскоре полопались, выпуская на свет нежно-зеленые листья.

Прижав ладони к оливково-бурому стволу, Пермяков вдруг почувствовал, как из глубины дерева льется тепло, наполняя душу небывалым спокойствием. Джой подошел к хозяину, потерся лобастой головой о штанину и вдруг повалился на спину, подставляя солнечным лучам доверчивый живот. Это казалось невероятным: Джозеф Порто Дель Пуэнто, отбросив аристократический лоск, валялся на траве, улыбаясь во всю ширь своей морды и радостно мотыляя лапами, словно какая-то дворняга. С этого дня жизнь стала медленно, но верно приходить в равновесие. Пермяков уже не был журавлем колодца в заброшенной деревне. Его деревня стала обитаемой.

Странности в поведении бабы Жени Пермяков заметил не сразу. Она стала еще более молчаливой, на вежливое пермяковское «здрасте» отвечала кивком, даже не поворачивая головы. Он решил, что ее перестала устраивать зарплата, прибавил пару тысячных купюр и на какое-то время выбросил странное поведение бабы Жени из головы.

В то утро Пермякову нужно было смотаться по делам в город. Зайдя на кухню, он обнаружил там бабу Женю. Пермяков поздоровался и сел за стол в ожидании завтрака. Открылась дверь, впуская Джоя. Пес привычно ткнулся в пермяковские колени, а потом подошел к бабе Жене и потерся головой о видавшие виды треники. Та машинально потрепала его за ухо, и Джой расплылся в блаженной улыбке. Что-то в увиденном насторожило Пермякова. Но что? Явно не улыбка Джоя – пес давно излечился от тоски по бросившей его хозяйке. Что же тогда? Пермяков прокрутил перед мысленным взором ленту событий. Вот Джой подходит к женщине, трется головой о штаны, та опускает руку… Вот оно! Пальцы! У женщины, которая стояла сейчас спиной к нему, были тонкие длинные пальцы, совсем не похожие на сосископодобные пальцы бабы Жени.

– Кто вы? – спросил он прокурорским тоном.

Она обернулась, медленно стянула с головы платок, являя свету незатейливый пучок соломенных волос. Это была абсолютно незнакомая молодая женщина с темными глазами, полными готового в сию же секунду выплеснуться смеха. Она даже губу прикусила, чтобы не расхохотаться.

Пермяков был возмущен до глубины души. Эта женщина, которая с трудом сдерживает смех, сколько она, интересно знать, находится в его доме? А Джой? Потомок боевых собак карфагенян и иже с ними! Как он мог допустить в дом чужого? Какими коврижками подкупила его эта особа?