Сладостная победа - Эйна Ли

– Я не считаю, что он лжет, но, возможно, он неправильно кое-что истолковал из того, что могла сказать Кэсси. Может быть, она на какой-то миг потянулась к нему, он такой обаятельный и красивый мужчина, и ведь она ждала тебя пять лет. Вполне естественно, что ей польстило внимание, оказанное Коултом, но, поверь, ты тот, кого она всегда любила.

– Школьное увлечение, Кэти. Разве из-за этого следует выходить замуж? Завтра я все расскажу ей, а затем я намерен уехать.

– Почему? Арена-Роха – это твой дом. Здесь твоя работа, да и детям необходим такой учитель, как ты.

– Разве ты не понимаешь, Кэти? Я не могу оставаться здесь, зная, что я не могу жениться на той женщине, которую люблю.

– Почему же нет? Разве она не может приехать сюда и жить вместе с тобой?

Тед глубоко вздохнул:

– Кэти. Моя дорогая, любимая Кэти. Неужели ты не понимаешь, что эта женщина – ты? Я люблю тебя, Кэти. Я любил тебя все эти годы.

Она изумленно взглянула на него:

– Я не понимаю. Тогда почему ты сказал Кэсси… Почему ты обещал ей жениться на ней?

– Я был ослеплен ее живостью, ее бьющей ключом энергией, всем тем, что создавало вокруг нее такую волнующую атмосферу. И только после того, как я уехал, я понял, что не люблю ее. Это скорее была привязанность учителя к своей одаренной ученице, гордость за ее успехи в учебе.

Тед смотрел куда-то в пространство, как бы вспоминая то время.

– Может быть, поэтому меня никогда не шокировало то, что она демонстративно носила мужские брюки, как и все ее дерзкое безрассудство. Под ее внешней бравадой я видел острый ум ученицы, которую мечтает встретить каждый наставник.

Его голос упал, казалось, он черпал слова раскаяния из глубины своей души.

– Я обманывался сам и обманывал ее, думая, будто люблю ее. – Тед нежно приподнял подбородок Кэти. – Кэти, дорогая, на войне у человека много времени, чтобы все обдумать. На войне то лицо, которое он рисует в своем воображении и мечтах, и есть лицо женщины, которую он любит. Это было твое лицо, любимая. В самые безнадежные моменты мне слышался твой голос. Твоя рука словно касалась моего лба и успокаивала меня. – Он ласково улыбнулся. – Милая, нежная Кэти. Тебя всегда загораживала Кэсси, и я почти не замечал этого. Кэти, я люблю тебя.

Слезы побежали у нее по щекам.

– И я люблю тебя, Тед. И всегда любила. Каждый раз, когда я видела тебя вместе с Кэсси, я хотела быть на ее месте. Я все время жила с чувством вины, так как желала быть с тем, кого любила моя сестра.

Он привлек ее к себе:

– О, моя любимая, если бы ты сказала мне об этом раньше, то, может быть, я скорее осознал бы то, что творилось у меня в душе.

Кэти отступила на шаг назад:

– Увы, Тед, теперь слишком поздно. Чтобы я обидела Кэсси – ни за что на свете.

– А что, если Фрейзер прав, Кэти? Что, если Кэсси не любит меня? Может, она просто упорно верит в миф о верности и привязанности? Не следует ли нам – и Кэсси, и мне – отказаться от такой любви, которая построена на притворстве? Любимая, мы можем уехать отсюда и начать новую жизнь.

– Нет, я никогда не предам Кэсси, как бы сильно я ни любила тебя. Как ты этого не понимаешь? Мы же оба будем страдать от своей вины. Разве можно купить счастье ценой несчастья людей, которых мы любим?

– А как же наша любовь? Как же она?

– По-видимому, нам придется привыкать жить с этой сердечной раной.

И, плача, она побежала в дом.

Коулт не очень удивился, когда поздней ночью того же дня Кэсси пришла к нему в здание тюрьмы.

– Почему так поздно? – спросил он.

– Мне надо поговорить с тобой. Тед пошел спать, но перед тем он упомянул, что между вами состоялся разговор о моем замужестве.

«С чего бы Макбрайду затевать весь этот сыр-бор, если он не намеревается доводить дело до логического конца?»

– На самом деле разговор больше шел о его женитьбе на тебе, – съязвил Коулт, пытаясь одновременно улыбнуться, но, несмотря на его старания, улыбка не вышла. – Я всегда говорил себе: не вмешивайся в чужие дела, внемли голосу благоразумия.

– Коулт, я ведь серьезно. Я доверяла тебе, а теперь чувствую себя обманутой.

– И почему это ты чувствуешь себя обманутой?

– Я по наивности поверила тебе, тому, что ты сказал той ночью на ранчо.

– Кэсси, если бы мне нужен был только секс, то тогда, ночью, я получил бы желаемое. Разве я неясно выразился? Я хочу завоевать твою дружбу не меньше, чем заниматься с тобой сексом. Я не обмолвился Теду ни единым словом ни о тебе, ни о наших с тобой отношениях. Не исключено, что он что-то подметил или, скорее всего что-то подозревает и хочет проверить тебя.

– Нет, ничего подобного он не сказал. Думаю, это моя нечистая совесть нашептывает то, чего не было на самом деле.

Вот подходящий момент, подумал Коулт, чтобы открыть ей всю правду о чувствах Макбрайда к Кэти, однако правда, услышанная от него, только нанесет ей глубокую сердечную рану. Нет, пусть лучше она все узнает либо от Макбрайда, либо от Кэти.

– Что ты думаешь о Теде, Коулт?

– Уверен, что он прекрасный учитель.

– Это не то, что мне хотелось бы услышать. Каково твое мнение о нем как о человеке?

Терпение Коулта лопнуло. Они вели себя словно дети: ни один из них не был откровенен и не открывал своих мыслей.

– Кэсси, да зачем тебе сдалось это? Хотя одно мне очень любопытно: он объяснил тебе, почему так долго не возвращался домой?

– Нет, лишь признался, что пролежал в госпитале около двух месяцев.

– И ни писем, ни телеграммы, которые известили бы тебя, что он остался в живых.

– Я не допытывалась, Коулт. Он очень замкнут. К тому же мы почти не бываем наедине.

– И никто не спросил его об этом?

– Ты не понимаешь, Коулт. Тед как будто ушел весь в себя. Должно быть, сказывается пережитое на войне… и его увечье.

– А когда он потерял руку?

– Говорит, во время сражения под фортом Стедман в Виргинии.

– Если я правильно помню, это происходило в марте 1865 года. Генерал Ли шел на уступки весь следующий месяц, затем генерал Кирби-Смит держался еще целый месяц. Итак, Макбрайд должен был попасть домой более года назад.

– Если бы он вернулся назад так рано, то мы никогда бы…

– Ага, пришел черед сожалениям, а я ведь говорил, что так и будет.

– Я чувствую себя виноватой за то, что изменила ему, но я никогда не жалела о той ночи. Именно это я и хочу сказать тебе.

– Значит, ты не собираешься рассказать ему все о нас.