Живите и помните! - Александр Афанасьев

«Кабан» – это специализированная самоходная пушка – истребитель танков. Она приземиста, у нее рациональные углы наклона брони, а сама броня, особенно на лбу, не уступает старым танкам. У нее нет поворотной башни, грубая наводка производится путем поворота всего корпуса, точная – путем поворота всего орудия. «Кабан» совершенно неприспособлен для действий в урбанизированных районах, там ему просто нечего делать. Он не может вести огонь непрямой наводкой. Все, для чего он создан, – это встречать танки и иную бронетехнику противника в лоб. Но именно это он умеет делать лучше, чем любая другая тяжелая бронемашина. Вместо стотридцати– или стопятидесятидвухмиллиметровой гладкоствольной пушки-гаубицы она вооружена специальной пушкой калибра сто пятнадцать миллиметров, нарезной и с очень высокой точностью. В боекомплекте – три четверти составляют бронебойные боеприпасы, у них сердечник – из обедненного урана, самозатачивающийся при попадании в броню. С расстояния в два-три километра такой снаряд шутя пробивает броню любого бронеобъекта. Танка, гаубицы… неважно…

Несколько приземистых машин двинулись вперед, двинулись медленно, маневрируя всем корпусом и стреляя на ходу…

Пустыня под колесами внезапно обрывается, и они начинают карабкаться в гору. Пока склон не крут, восемь… ну десять градусов подъем. Но камни, настоящие валуны, которые надо объезжать, и просто камни, которые подбрасывают машину, как бык незадачливого наездника, тут были, и их было немало. Почва стала тверже, колеса уже не пробуксовывали.

– Росомаха-главный – всем Росомахам – доложить потери по личному составу и технике.

Они карабкались в гору, а командир с помертвевшим лицом выслушивал… погиб… тяжело ранен. Они сколько раз отрабатывали все на учениях… но никто не думал, что все будет – всерьез.

– Росомаха – Громобою, Быку. Выходим на исходную, видимость девяносто. Концерт по заявкам.

– Громобой – принято! Где-то впереди козлы с дальнобойной артиллерией, на меня крепко насели! Буду работать по возможности!

– Бык-главный – Росомахе! Давайте концерт, уцелевшие – будут работать по указаниям. Нас крепко потрепали, что по фронту!

– Бык-главный, до черта чужой техники! Вы крепко потрепали их первую линию, но они концентрируются на второй! Предположительно – ударят справа!

– Дети шайтана! Росомаха, тебя понял, давай заявки, за мной концерт!

– Росомаха-главный – всем Росомахам! Работаем индивидуально. Обозначить цели для Быков. Росомаха-три, прикрой нас справа.

– Росомаха-три – принял, начал движение!

С холма, на который продолжают карабкаться машины, картина боя, грандиозная и зловещая, видится все лучше и лучше с каждым метром. Вот – непоколебимой стеной стоят приземистые, угловатые противотанковые самоходки… горит только одна из них, остальные выжили и продолжают методично бить британцев, продвигаясь вперед. Вот – место основного боя, встречного боя русских и британских самоходок, а также устаревших, но все еще опасных танков территориальной обороны. Русские самоходки выделяются тем, что у них башня отнесена максимально назад, а не по центру, как у британцев, двигатель впереди, и это улучшает защиту экипажа. Русские самоходки более массивны из-за того, что у них – автомат заряжания, причем двухпоточный. И с той, и с другой стороны из-за пределов прямой видимости летят огненные кометы – ракеты и светляки – артиллерийские снаряды с газогенераторами.

«Челленджеры» уже были видны отчетливо – кострами, многие из них горели. Фельдфебель не знал, сколько из «Быков» еще были в строю…

– Бронебойным! Наведение!

Какой-то «Челленджер» – угловатый, похожий на закованного в броню средневекового рыцаря, – медленно, как будто вручную, разворачивал на них пушку.

– Стоп! Огонь!

Бухает пушка – и светлячок выстрела размером с футбольный мяч врезается в броню «Челленджера» где-то между башней и корпусом.

– Бронебойным!

Сначала ничего не понятно, поражен танк или нет, но потом в корпусе открывается люк, и в клубах дыма начинает выбираться механик-водитель. Расстрелять его из пулемета – плевое дело, но это уже удел подонков…

– Попадание, горит!

– Стоп!

Штурмовая гаубица останавливается, прикрываясь с борта горящим «Челленджером». С фронта медленно ползет еще один.

– Наведение вручную! Огонь!

Этот вспыхивает сразу, веселым, ярким пламенем. Подвывает система продувки ствола, но все равно – уже нечем дышать от пороховых газов.

– Попадание, горит! – ликующий крик.

– Вперед! Прикройся!

– Есть!

Механик-водитель понимает суть замысла – рывок вперед – и прикрытием служит уже второй горящий «Челленджер».

– Бронебойный!

– Слева на девять!!!

Самоходка медленно разворачивает ствол своего орудия, но «Челленджер» ползет вперед, подставляя борт. Он просто то ли не видит русского противника, то ли считает его подбитым.

– Есть наведение!

– Огонь!

Сто тридцать миллиметров в борт – это смерть, причем гарантированная, такого не выдержит даже лобовая броня. «Челленджер» не просто выходит из строя – он взрывается, видимо, снаряд попадает в боеукладку. Взрывной волной вышибает люки, летят искры, и полыхает пламя. Этот готов… и экипаж тоже.

– Попадание, горит!

– Вперед! Бронебойный!

Самоходка выскакивает из-за укрытия в виде горящего «Челленджера» и почти в упор сталкивается с самоходной противотанковой ракетной установкой. Но она бронирована только против пуль и осколков, но никак не против снарядов. Да и композитная броня никак не сравнится с путиловской броневой сталью.

– Вперед!

Самоходка врезается в британский самоходный ПТРК, с треском проламывая борт, и тащит вперед. С машины прыгает экипаж, стараясь не попасть под гусеницы обезумевшей русской бронемашины.

– Смотрите! Горизонт!

У механика-водителя обзор не хуже, чем у командира. Увиденное зрелище потрясает – черный дым, и столбы разрывов закрывают горизонт, где-то слева встает зловещее красное зарево, цвет такой, как у раскаленной спирали электроплитки. Через дым и зарево – просверки выстрелов, старты ракет, летящих в сторону… в нашу сторону.

Самоходка, которую танк продолжает толкать, внезапно куда-то исчезает, и они следом вваливаются в яму. Под гусеницами отваливается иссушенный солнцем, утрамбованный до каменной твердости грунт, и они проваливаются в яму. Лишь то, что обвалившийся грунт создает что-то вроде трамплина, спасает от того, чтобы встать на нос и повредить пушку.

– Твою мать!

– Целы?!