Мнемозина, или Алиби троеженца - Игорь Соколов
Шрифт:
Интервал:
Мы молча удалились от всех в ванную… И там прямо на кафельном полу соединились… Маленькая беременность Капы возлежала на мне как волшебный цветок…
Ее белый с одним родимым пятном возле пупка живот был моей крошечной Землей, кружащейся в одиночестве вокруг солнца…
Вымершие планеты были и холодны, и горячи, но главное, в них не было того живого огня, который рождался для меня в сердцевине драгоценной Земли, олицетворявшей собой всю мою земную жизнь…
Потом я целовал ее живот и плакал… Капа тоже плакала… ее ладони как лепестки у цветка слегка соприкасались с моими, дрожали, передавая волнение тела душе… как таинственное письмо, доступное для прочтения не всякому, кому оно достанется…
И лоно у нее нежное, как лесная ложбина, покрытая мхом… И глаза у нее – глаза дикой кошки, и душа у нее – огонь, и сама она – богиня… Богиня Любви и Плодородия…
Думаю, в России никто и никогда не хотел создавать сильного государства, потому что очень многих устраивал беспорядок, – почему эта мысль пришла мне в голову после соития с Капой. Может, потому что беспорядок в семье у меня уже начал ассоциироваться с беспорядком в нашем государстве?!
Во всяком случае, я не знаю ни одного народа, который бы не показался мне глупым! И ни одной женщины, как, впрочем, и мужчины! Люди почему-то все время наживают себе каких-то врагов. Вот и мои женщины, за исключением одной Капы, перестали со мной, весьма демонстративно, общаться!
Теперь я с Капой спал в комнате на кровати, а Мнемозина с Верой в кухне, на полу возле детей. Несносный Скрипишин каждую свободную минуту укорял меня за объявление мною сухого закона в нашем крошечном мегаполисе, и еще за какую-то придуманную им самим неблагодарность!
Нонна Львовна лишь изредка напоминала мне об отсутствии хороших манер, не иначе как подразумевая под хорошими манерами нетрезвый образ жизни.
Первые три дня после произошедшего инцидента с вином, все, за исключением меня с Капой, находились в ужасно ипохондрическом состоянии.
Печальнее всех выглядела Мнемозина, иногда украдкой она брала в руки пустую бутылку «Саперави», которую я вылил в унитаз, и очень громко навзрыд плакала.
Вера часто ей подвывала, и все это вместе взятое, я называл кошачьими концертами!
Если Бог и сотворил нас по своему подобию, то это подобие нуждалось сейчас в искусном лечении! Недаром же алкоголиков лечат в психушках!
Хотя врачи знают о болезнях своих пациентов не больше, чем президент страны о делах своих министров, просто им недосуг часто встречаться!
Однако, мне в отличие от них, приходилось не просто встречаться, а жить с ними, отчего мои знания обогащались таким чрезмерным опытом, что мне оставалось только освещать всю их наготу, как раввину освящать своей молитвой синагогу.
Однажды, когда мы с Капой спали на кровати, я проснулся, услышав воочию происходящий в кухне между Верой и Мнемозиной лесбийский акт.
– Глупышки! – сказал я им ничуть недрогнувшим голосом. – Если вы хотите любить, то любите меня! Только я могу доставить вам истинное наслаждение!
Сразу же воцарившееся молчание означало напряженную работу их молодых глупеньких головок.
– А ты на самом деле нас хочешь?! – с волнением спросила Мнемозина.
– Конечно, – бодро откликнулся я.
– А ты меня очень хочешь? – спросила Вера.
– Ну, еще бы, – обрадовался я, и быстро сполз с постели, направившись в кухню к своим безутешным женам.
Какой живительный восторг охватил все мое тело, и с какой стремительной быстротой, и какой ослепительной молнии, проник я сначала в Веру, а потом в Мнемозину.
Бедные изголодавшие мои женушки без конца вскрикивали, испытывая оглушительный спазм страсти и вожделения.
Вскоре от их криков раскричались Нонночка с Лолочкой, но нам уже было хорошо от тех безумных восторгов, до которых мы так быстро дорвались.
И уже никакая губительная тяга к вину не могла разрушить нашего семейного союза, нашего родного очага!
Благодаря мне, они, наконец, вернулись к нормальной естественной жизни. Даже Нонна Львовна перестала на меня обижаться.
Один только офигевший от нашей трезвости Скрипишин каждый день являлся домой из магазина пьяным и веселым, и ничего поделать с ним было невозможно.
Ежедневно получая от нас деньги на продукты, он тут же часть этих денег пропивал в пивбаре, или в какой-нибудь забегаловке, потом на оставшуюся часть покупал продукты.
Я попытался его образумить, но все было бесполезно. К собственному ужасу, мы насильно вселились в квартиру к чужому для нас человеку, сделав его алкоголиком!
Нонна Львовна тоже попыталась как-то остановить Егора Федотовича, но, увы, ею он уже нисколько не интересовался! Теперь он интересовался только одним, когда ему дадут деньги, и он пойдет в магазин за продуктами, причем, чтобы чаще уходить от нас, Скрипишин покупал ровно столько продуктов, сколько хватало всем на один раз.
Через некоторое время он уже так обнаглел, что уходил в магазин рано утром, а возвращался поздно вечером. Так больше продолжаться не могло, и надо было что-то делать.
Никакие слова, даже оплеухи, которыми его частенько одаривала Нонна Львовна, на Скрипишина не действовали.
Это был уже законченный алкоголик, готовый продать все, что угодно, даже себя и свою квартиру за бутылку вина!
– Уж лучше бы он разглядывал портреты своего фюрера! – злилась Нонна Львовна, когда Скрипишин в очередной раз исчезал на целый день.
– А зачем нам Скрипишин, вы сами, Нонна Львовна, можете ходить в магазин. Вас же Филипп Филиппович никогда не видел?! – осенило вдруг Мнемозину, и мы все дружно засмеялись, восхищаясь ее мудрой натурой.
Действительно, так долго прячась в квартире Скрипишина, и постоянно испытывая страх перед всемогущим отцом Капы – Филиппом Филипповичем, мы совсем забыли про то, что Филипп Филиппович никогда не видел в глаза Нонны Львовны. Обрадовавшись, мы дали Нонне Львовне много денег и тут же отправили ее в магазин.
Однако, радость наша была недолгой. Нонна Львовна пришла гораздо раньше, ушедшего утром Скрипишина, но пришла она и без продуктов, и без денег, и вообще она не пришла, а приползла пьяная на четвереньках.
– Скотина! Мне ребенка кормить нечем! А ты! – закричала на нее Мнемозина, у которой недавно кончилось молоко.
Теперь Вера кормила одновременно и Нонночку, и Лолочку. Картинка была прекрасной, хотя ее омрачали мысли о настоящем. Поздно вечером пьяного Скрипишина с сумкой продуктов и пакетом молока мы встретили как настоящего героя.
Мои жены умудрились даже его всего расцеловать, чем вызвали в моей душе жгучую ревность, которая, впрочем, быстро прошла, после того, как они кинулись после столь горячих поцелуев, чистить зубы, чтобы не ощущать запах крепкого Скрипишинского перегара.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!