Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма - Гленн Гринвальд

Даже если оставить в стороне факт отсутствия доказательств, не имеет смысла само утверждение о том, что можно было получить доступ к информации на ноутбуках Сноудена. Уже несколько лет люди не используют ноутбуки для транспортировки больших объемов данных. Еще до того, как ноутбуки получили повсеместное распространение, массивы документов сохраняли на дисках; а сейчас – на внешних винчестерах. Это правда, что в Гонконге у Сноудена было с собой четыре ноутбука, каждый из которых был необходим в целях безопасности, но они не имели никакого отношения к количеству документов, которые он перевозил. Документы, зашифрованные с помощью современных криптографических методов, были на внешних дисках. Проработав хакером на службе в АНБ, Сноуден знал, что Агентство не сможет их взломать, не говоря уже о китайских или российских спецслужбах.

Акцент, сделанный на количестве ноутбуков Сноудена, был способом сыграть на невежестве и страхе людей: он получил доступ к такому большому количеству документов, что ему потребовалось четыре ноутбука, чтобы сохранить их все! Но если бы китайцам и удалось каким-то образом добраться до ноутбуков Сноудена, они бы не нашли там ничего ценного.

Столь же бессмысленным было заявление, что Сноуден пытался спастись, выдавая секреты правительства. Он разрушил свою жизнь и рисковал свободой, чтобы рассказать миру о секретной системе массовой слежки потому, что, по его мнению, она должна быть остановлена. То, что он вдруг передумал и решил помочь Китаю или России улучшить их способы слежения только потому, что хотел избежать тюрьмы, является ложью.

Все эти утверждения ничего не значили, но ущерб был нанесен. В любом обсуждении, транслировавшемся по телевизору и посвященном АНБ, участвовал кто-то, кто утверждал, не встречая особых возражений, что в настоящее время благодаря Сноудену в распоряжении Китая находятся наиболее важные секреты Соединенных Штатов. Под заголовком «Почему Китай позволил Сноудену уйти» New Yorker сообщил своим читателям: «“Они получили от него все, что хотели”. Специалисты в области разведки, о которых говорилось в Times, считают, что “китайскому правительству удалось получить доступ к информации, содержащейся на четырех ноутбуках, которые, как сообщил Сноуден, он привез с собой в Гонконг”».

Демонизация личностей тех, кто бросает вызов политической власти, в том числе в средствах массовой информации, – давняя тактика, используемая Вашингтоном. Одним из первых и, пожалуй, наиболее ярких примеров подобных методов было то, как администрация Никсона обращалась с разоблачителем документов Пентагона Дэниэлом Эллсбергом. Тогда власти даже проникли в офис его психоаналитика, чтобы украсть записи о нем и разузнать все о его сексуальных связях. Такая тактика может показаться бессмысленной: как раскрытие личной информации способно повлиять на свидетельства в пользу государственного обмана? Эллсберг отлично это понял: люди не хотят иметь ничего общего с тем, кто был дискредитирован или публично унижен.

Такая же тактика была использована, чтобы навредить репутации Джулиана Ассанжа, еще до того как он был обвинен двумя женщинами из Швеции в сексуальных преступлениях. Стоит отметить, что нападки на Ассанжа делали те же самые газеты, которые работали с ним и WikiLeaks и получили выгоду от информации, предоставленной Челси Мэннингом.

Статья New York Times, посвященная материалам о войне в Ираке, – а там были тысячи секретных документов, детализирующих творящиеся в Ираке зверства и злоупотребления властью со стороны военных США и их иракских союзников, – попала на первую страницу. При этом репортер Джон Бернс преследовал единственную цель – изобразить Ассанжа странной и параноидной личностью.

В статье описано, как Ассанж «регистрируется в отелях под вымышленными именами, красит волосы, спит на диванах и полу и использует вместо кредитных карт наличные деньги, часто заимствованные у друзей». Журналист отметил, что Ассанжу присущи «хаотичное и высокомерное поведение», «мания величия» и что недоброжелатели «обвиняют его в проведении вендетты против Соединенных Штатов». Кроме того, Джон Бернс добавил «психиатрический диагноз», поставленный одним из недовольных волонтеров WikiLeaks: «Он не в своем уме».

Определение Ассанжа как сумасшедшего, которому свойственны бредовые идеи, стало основной тактикой политиков и New York Times. В одной статье Билл Келлер цитирует корреспондента Times, который описал Ассанжа как «похожего на нищего, взъерошенного, одетого в выцветшую светлую спортивную куртку и свободные штаны с большими карманами, испачканную белую рубашку, потрепанные кроссовки и грязные белые носки, собравшиеся гармошкой на его лодыжках. От него пахло так, как будто он не мылся несколько дней».

Times задала тон и в обсуждении Мэннинга, настаивая, что тот стал осведомителем не потому, что придерживался определенных убеждений или того потребовала его совесть, а из-за расстройства личности и психической неустойчивости. Во множестве статей говорилось без всяких доказательств, что факты его биографии, начиная с издевательств в армии и заканчивая проблемами с отцом, и послужили основными мотивами придания огласке столь важных секретных документов.

Приписывание инакомыслящим людям расстройства личности вряд ли можно считать американским изобретением. Советских диссидентов регулярно отправляли в психиатрические больницы, а китайских – до сих пор заставляют лечиться от психических заболеваний. Существуют очевидные причины для осуществления нападок личного характера на тех, кто критикует существующее положение дел. Как уже отмечалось, одна из них заключается в том, что действия разоблачителя становятся менее эффективными: никто не хочет общаться и помогать странным или сумасшедшим людям. Другая причина – сдерживание: если диссиденты изгоняются из общества, это превращается в вескую причину не становиться одним из них.

Но основным мотивом является логическая необходимость. Для хранителей статус-кво нет ничего по-настоящему неправильного в существующем порядке вещей и в том, как организована власть, – они просто принимают все так, как есть. Поэтому любой, кто отказывается это делать и утверждает, что так не должно быть, – особенно тот, кто верит в это достаточно сильно для того, чтобы предпринять радикальное действие, – по определению, должен быть эмоционально неустойчивым и психически недееспособным.

Иными словами, есть всего два варианта: повиновение власти или радикальное несогласие с ней. Первый вариант считается нормальным и правильным выбором, только если второй воспринимается как сумасшедший и нелегитимный. Защитники статус-кво уверены, что между психическим заболеванием и радикальными оппозиционными взглядами существует не просто корреляция. Для них решительное несогласие с действующей властью является свидетельством, даже доказательством тяжелого расстройства личности.

Но здесь и кроется обман: расхождение во взглядах с существующей властью предполагает моральный или идеологический выбор, в то время как подчинение – нет. Исходя из ложной предпосылки, общество уделяет большое внимание мотивам инакомыслящих, но при этом не интересуется мотивами тех, кто подчиняется нашему правительству. Послушание по умолчанию считается естественным состоянием.