Личный ущерб - Скотт Туроу

Робби замолчал. Было очевидно, он не чувствовал ответственности за то, что вся группа — Стэн, агенты, Ивон и я — работала впустую, и за то, что подвергал своих близких такой опасности. Ведь его могли разоблачить в любую минуту. Тот Робби, которого я знал и любил, перестал существовать. Казалось, его дух покинул тело и витал неизвестно где. Видимо, уловив мое настроение, он поморщился и начал смотреть в окно. Было восемь часов утра. Солнце мягко осветило группу небоскребов, выстроившихся вдоль реки.

— Мне очень жаль, что так получилось. Каюсь, я поступил по-детски, но потом мне пришлось все время за это держаться. Иного выхода не было. Я тогда вел себя, как ребенок.

— Но вы были вполне взрослым, Робби, — возразил я. Он потер виски, не отрывая взгляда от окна, наверное, чтобы не смотреть мне в лицо.

Я спросил, знала ли об этом Лоррейн. Он ответил, что не знал никто, ни единая душа.

Разумеется, я мог утешиться тем, что мои счета оплачены. Не зря же мы сидели по разные стороны стола. В этом был большой смысл. Похожие фортели, правда, не такого масштаба, мои клиенты отбрасывали и прежде. Однажды я проиграл дело, потому что клиент попытался скрыть деньги, подлежащие конфискации. В другой раз администратор крупной фирмы, который совсем недавно соглашался свидетельствовать против грязного наркодельца, вдруг отказался от своих показаний, сдал анализ на содержание героина в моче и отправился на год в тюрьму. Да, клиенты меня порой подводили. Но ни разу я не был так одурачен, как сейчас.

В конце концов, до Фивора дошла серьезность ситуации. Он тяжело поднялся из кресла и направился к двери.

— Но вы остаетесь моим адвокатом?

Хороший вопрос. Правильно, пора возвращаться к реальности. Где-то в далекой галактике взрывается звезда, а информация об этом доходит до нас через многие сотни световых лет. Так и с Робби. Он серьезно нашкодил когда-то давным-давно, а выяснилось это только сейчас. Вообще-то для меня важен не сам вопрос, а тон, каким он задан. Я догадался, что для Робби это очень важно. И не столько потому, что мой отказ мог оказаться для него губительным. Скорее по другой причине. Я с самого начала понимал, почему он обратился именно ко мне. Не из-за моего таланта убеждать судью и присяжных в зале суда и даже не из-за моих связей. Робби попросил меня стать его адвокатом исключительно из уважения. Он видел во мне некий образец. Нет, не для подражания, поскольку таким, как я, он не мог стать даже теоретически. Видимо, ему было приятно сознавать, что такие люди вообще существуют на свете.

Я махнул Робби, чтобы он уходил. Но для себя вопрос уже решил. Я останусь его адвокатом. В лучшем смысле этого слова.

Около двух часов ночи зазвонил домофон. Она с трудом разлепила глаза.

— Это дядя Питер, — произнес скрипучий голос.

«Дядя Питер» — пароль на случай возникновения нештатной ситуации. Через минуту в дверях возник Макманис. Он быстро прошел в комнату и уселся в кресло.

— Я побеспокоил вас из-за Робби.

— Он умер? — вскрикнула Ивон. Потом, выслушав рассказ Джима, она решила, что фактически так оно и есть. По крайней мере, для нее Робби действительно умер.

— Я жестоко ошибся, — вздохнул Макманис, поднимаясь с кресла. — Мне казалось, что провалить операцию может Мортон, если что-нибудь заподозрит и шепнет своему дяде. Глупо. Надо было как следует потрясти этого подонка. Впрочем, что толку махать кулаками после драки.

— Да, нас обыграли, — задумчиво промолвила Ивон. Джим усмехнулся:

— У таких людей нет дна. Снимаешь один слой, а под ним оказывается другой, а дальше третий. И так до бесконечности.

Уходя, Макманис велел, чтобы утром Ивон сразу ехала в офис и никуда не отлучалась.

Около девяти утра Робби появился в дверях ее небольшого кабинета. Узел на галстуке спущен, воротничок на рубашке расстегнут.

— Пошли ко мне, поговорим.

— Нам не о чем говорить, Робби.

— Я только хотел сказать, что мне очень жаль, — еле слышно сказал он. — Я не думал, что ошибка молодости когда-нибудь выплывет наружу.

Ивон отодвинула кресло и начала рыться в шкафу, ожидая, когда он уйдет. Сейчас она работала по инерции, ведь эти иски настоящих и фиктивных клиентов уже никому не нужны. Все, чем они занимались несколько месяцев, пошло насмарку. От осознания размеров катастрофы у нее даже закружилась голова.

Робби шагнул к ней.

— Не будь дерьмом, — поморщилась Ивон.

— Ты имеешь в виду, еще большим дерьмом?

— Робби, ты сломал ограничительную планку.

У нее мелькнула мысль, что нужно соблюдать осторожность, их разговор могут услышать. Ну и пусть. Для всех это будет выглядеть, как размолвка между любовниками. Ивон хотелось швырнуть чем-нибудь в Робби, но, когда он снова попытался заговорить, она просто заткнула пальцами уши.

Через некоторое время Робби наконец ушел, и Ивон вдруг вспомнила, что забыла спросить что-то очень важное.

— Скажи, для тебя существует что-нибудь святое? — спросила она, ворвавшись к нему в кабинет.

Робби поднял голову и положил ладони на хромированные подлокотники кресла.

— Ты слышал, что я спросила?

— Да, слышал. — Он махнул, чтобы она закрыла дверь. Ивон захлопнула ее так, что задрожали стены.

— Отвечай.

— Я не понял, что ты имеешь в виду.

— Не прикидывайся. Мне хочется знать, есть ли на свете что-нибудь, что дорого тебе по-настоящему.

— А что дорого тебе? Соратники по Бюро? Думаешь, твое дерьмо лучше моего?

— Давай не крути. Я жду ответа. Есть ли у тебя кто-то, кого ты не стал бы дурить ни при каких обстоятельствах? Ты можешь назвать хотя бы одного человека? Или все окружающие для тебя — просто статисты в пьесе, которую ты постоянно разыгрываешь? А потом с сожалением смотришь на нас, бедных идиотов, как мы хаваем лапшу, которую ты повесил нам на уши.

— Вот, значит, как ты обо мне думаешь?

— Да, Робби. Именно так я о тебе думаю.

Ей показалось, что он испугался.

— Не знаю, — наконец проговорил Робби. — Может быть… В мире для меня важнее всего любовь. Мне дороги люди, которых я люблю. Мои друзья и родственники. Большинство клиентов. А на все остальное действительно наплевать. Для меня это все равно, что плавающий в воде мусор. Да, да, мусор.

Ивон закрыла глаза, чувствуя, как ее охватывает ярость.

— Любовь? Значит, ты каждый день входил в эту дверь с табличкой, где указана твоя фамилия, а ниже «Адвокат», потому, что любил своих клиентов? И ни разу не подумал, как низко обманывать людей?

— Не знаю. Наверное, мне не хотелось их разочаровывать. Не понимаю, зачем нужно делать из этого трагедию. Разве я кого-то убил? Подумаешь, не написал курсовую работу на двадцати страницах! Я не причинил никому зла, напротив, двадцать лет добросовестно выполнял свою работу, заботился о людях, выигрывал их иски.