Темный Лев - София Александровна Ларина

и не может успокоиться в груди. Провокационно продолжает покалывать, лишая последних остатков уверенности в своих дальнейших действиях.

Не то, что я не сосредоточена на работе, нет… Я, как и говорила ранее, даже с завязанными глазами проведу успешную операцию, не включая на всю мощность мозги. Моя неуверенность другого характера. Я невыносимо боюсь разочароваться в Темном.

Его холод, которым он меня облил перед уходом, заставил усомниться в его чувствах ко мне. Мне казалось, за то время, что мы провели вместе, он пытался всячески показать, насколько я важна для него, необходима… И насколько он серьезен к нашим отношениям…

Сейчас все будто шатается во мне, как от землетрясения… Все его прежние поступки сомнениями сотрясаются в моей голове. А еще ноет в груди. Очень…

Мне хочется немного ясности… Объяснения что ли… Все так складывается, будто виновник произошедшего именно я. Он, могущественный зверь, стойкий и нерушимый… И вдруг теряет контроль из-за женщины.

Черт…

А я вообще в праве на него злиться? Сама ведь не честна с ним, хотя поверьте, не раз подрывалась сообщить о своей сущности. Какой-то необъяснимый фактор, блок прописывает. Не позволяет истине не свет пролиться. Сома не понимаю почему. И от этого, мое ранимое существо мечется в пугающей тревоге.

Не знаю, как вести себя дальше.

— Закрываем, — командую, завершив осмотр идеально наложенных швов на селезенку. — Парню придется завязать с гонками на мотоцикле, инче рискует не только разрыв селезенки получить, с его то непреодолимой жаждой скорости.

Озвучиваю серьезным голосом, потому как этот гонщик не входит в категорию пациентов, которые вызывают сострадание. С теми, кто намеренно цепляются с собственной смертью, я даже беседы не веду. Поручаю интернам информировать о проведённой операции и о всех вытекающих рисках, в случае несоблюдения необходимых предписаний.

Как только в мою руку вкладывают иглу, сердце, будто споткнувшись, тут-же ускоряет свой ход. Замираю на мгновенье осматривая свою команду. Потом обливаюсь.

— Что-то не так? Игла не того размера? — волнуется медсестра, хмуря брови.

Конечно, не так… дрожать начинаю. Все не так!

Я чувствую Темного здесь.

Боже, всем своим телом чувствую. Растерянно осматриваю окружающее нас пространство и нервно сглатываю вязкую слюну во рту. Глаза не фиксируют посторонних лиц. В операционной только мы, а значит Лев маскируется в тени.

Мамочки, что творит?

Так. Соберись Рината. Забудь о его присутствии… У тебя на столе пациент, и как бы ты к нему не относилась, он нуждается в помощи.

— Все в порядке. Шьем… — выдохнув, сообщаю медсестре и приступаю к работе.

Совершив первый шов, немного успокаиваюсь. Все же ответственность за пациента перевешивает трепещущее волнение, которое вызывает во мне Лев. Приступаю ко второму стяжку и…

— Ты рано, — стараюсь выдать невозмутимо, не желая показывать, как на самом деле беспокойно и больно. — Что-то случилось? — интересуюсь, затягивая узелок на шелковой нити. Очень стараюсь сосредоточиться на процессе, но, блин, не могу… Его незапланированное присутствие не только отвлекает, но и в дрожь, пугающую вгоняет.

— Соскучился… — хрипловато отвечает окончательно раскрывая себя.

Черт, перед глазами блики в пьяном угаре выплясывать начинают. Почему его голос звучит так искренне? Почему?

— Ты такая серьезная, Рината! — восхищенно шепчет в моей голове. — Увлеченная… — тянет ласково.

Вздрагиваю, понимая, что Лев позади меня стоит, и… и в затылок возбужденно дышит. Боже! Так и замираю с иглой в руке, пытаясь восстановить дыхание.

Вдох-выдох… Вход-выдох… Все рвано, урывками. Молчу. Не могу вспомнить и буквы, так эмоции кроют.

— Господи, этот твой синий костюмчик… — возбуждением спину обливает — Не видел на тебе его раньше… — транслирует удивленно, вдыхая запах на моей шее.

— Лев! — колени предательски слабеют.

«Это просто невыносимо». Головой мотаю, облизывая пересохшие губы. Не то что шить — думать даже не в состоянии.

— Аня, — перевожу расфокусированный взгляд на молодого хирурга, — Продолжи за меня, я себя неважно чувствую…

— Хорошо… — соглашается тут-же, — Я все сделаю, не переживайте…

— Ирина Павловна, помогите раздеться, — прошу медсестру, передавая Ане иглу.

Отхожу от стола и богом молю, чтобы не вырубиться в Темного. Что творит, а?

— Что вас тревожит? — спешивает женщина, стягивая с меня хирургический халат.

Вижу, как беспокоится, причем искренне. Хорошая медсестра. Мне ее недавно в смену поставили, да и… собственно, как и всю команду в целом. Даже интернов новых предоставили, и куда только мой Иван перевелся? Даже не позвонил, засранец.

— Слегка недомогаю, Ирина Павловна, спасибо за беспокойство, — успокаиваю женщину, стягивая перчатки.

— Выздоравливайте, Рината Андреевна, вы нужны этой больнице, очень…

— Ох, спасибо… — благодарю, намыливая руки, — Дальше я сама, идите, Ане помогите…

Спустя пять секунд, дверь операционной закрывается, а меня еще больше трясти начинает.

— Лев, зачем ты здесь? — возмущенно спрашиваю, облокачиваясь на металлическую раковину. Теряюсь. В панику себя вгоняю. Совершенно не понимаю, как вести себя в данный момент.

Боже, не свалиться бы…

Дышу. Просто дышу. Глаза закрыты, голова опущена вниз.

Неужели не видит, что творит со мной?

— Прости меня! — вдруг слышится в моем сознании.

Совсем не ожидала, аж дыхание спирает.

— Прости, глупца умалишённого… — вместе со словами его напряженное тело ко мне сзади прислоняется, и руки поверх моих ложатся.

— Что ты? — пугаюсь тут же, по сторонам оглядываясь.

Он с ума сошел? Передо мной стекло и, команда может увидеть, как я в воздухе растворяюсь.

— Тшш… — успокаивает, прижимая, меня к столешнице. — Никто не видит, все заняты.

— Лев, не смешно, — головой недоверчиво мотаю. — Есть вероятность что ты снова…

— Этого не случится, обещаю… — перебиваю тут-же. — Я облажался на лестнице, признаю, — целует мой висок, посылая мурашки от макушки до пят. — Сам не ожидал этого, Рината. — осторожно разворачивает меня к себе.

Ох, какой взгляд сожалеющий! Аж пальчики неметь начинают.

— Прости меня, синеглазка! Не заметил, как обидел тебя, пока со зверем своим разбирался…

Прижимает к себе крепко, шапочку снимает, а после носом в волосы зарывается.

— Голову теряю от тебя, Рината, — крепкие руки неожиданно меня за талию приподнимают и на столешницу смело усаживают.

— Лев, боже, ты что творишь? — паниковать начинаю.

— Чшш… — резво вклинивается меж моих ног, — Дай просто тебя успокоить… — и к себе притягивает, вжимаясь всем своим твердым существом. — Маленькая моя, не обижу… Больше никогда не обижу, клянусь. — гладит мою спину, плечи… голову к себе прижимает.

И ведь верю. Правда верю…

Его тон, его эмоции, его прикосновения — бесследно забирают всю внутреннюю обиду.

Я расслабляюсь в его руках. И теперь, до неприличие непрофессиональное поведение в предоперационной, уже не кажется таким ужасным.

Сама жмусь к желанному телу. Жадно вдыхаю его опьяняющий аромат и млею от необъяснимой радости.

Мне