Михаил, Меч Господа. Книга 3. Рейд во спасение - Гай Юлий Орловский

Михаил досадливо поморщился.

– А зачем?

Азазель подумал, кивнул.

– В самом деле, зачем? Лишь бы не бодалась… Да и вообще не будь занудой. Легенды это легенды, а на самом деле все могло быть намного проще и прозаичнее. И волхвов не было, а звезда не уничтожала сверхцивилизацию только для того, чтобы возвестить рождение пророка. Наивно как-то полагать, что если Христос вздумал повторить у демонов то, что так блистательно получилось у людей, все остальное произойдет точно так же.

Михаил проговорил с сомнением:

– Но что насчет утечки информации, из-за чего пришел приказ истребить всех новорожденных в этом регионе…

Азазель сказал нехотя:

– Да, это разумная предосторожность, но все остальное типа Вифлеемской звезды, трех волхвов, трубного гласа с небес и прочей лабуды… в эту хрень не верю. Если и будет что-то сопутствующее, то что-то другое. Отсюда разве увидишь Вифлеемскую или еще какую-то?

Обизат прокричала издали:

– Вы там чего ползете?

– Уже скоро, – ответил Азазель. – Не трать силы. Мы идем-идем. Я и твой господин.

Обизат спросила с подозрением в голосе:

– А разве он и не твой господин?

Михаил зыркнул на Азазеля, но тот, не моргнув глазом, заявил:

– Конечно-конечно!.. Я у него вроде разведчика. Вечно впереди, всегда все высматриваю, готовлю, прометаю дорожку, а он вламывается и все разносит!

Она кивнула, очень довольная.

– Я счастлива, что служу такому господину.

– А как я счастлив, – сказал Азазель, – с вами двумя, такими… особенными и альтернативными, не нарадуюсь просто! И непросто тоже. Даже не представляете.

Михаил некоторое время слышал, как он поддразнивает такую простую и прямодушную девушку, но когда такая ровная и твердая дорога, то хорошо думается на ходу, и он углубился в хаотичные мысли, пытаясь разобраться в многоуровневой многоходовке Азазеля, не зря же он выманил его на землю. Пришло время, что сотрясает землю, ад и небеса. И дело не только в открывшихся порталах из ада или возможном появлении среди демонов воплощения Всевышнего в местном жителе.

Великий План Создателя начинает обретать очертания, видимые уже и для других. Люди выстроили стремительно набирающее силу и мощь общество, в их планах вломиться не только в другие материальные миры, но задуман, если верить Азазелю, еще и переход в иные формы жизни, а это откроет им Брий, страшно даже вообразить вторжение в него жестоких и алчных людей…

Но, возможно, это и было в Плане Господа? Людям в их нематериальной форме станет доступен Брий, потом Йецир, затем Ацилут… Не так ли Господь наметил приход к нему возмужавшего человечества?

А сейчас, согласно Великому Плану, в аду среди демонов родится Тот, кто станет для демонов таким же Спасителем, каким две тысячи лет тому стал для людей. Но это не значит, что он выживет и спасет расу демонов, точнее, вид. Возможно, и среди людей появление Иисуса было далеко не первой попыткой? Только предыдущие проваливались по причине как гибели в детстве, а кто и вовсе погибал еще в утробе матери?

Здесь тоже может провалиться, но давно замечено, что Всевышний ни на чьи плечи не возлагает больше груза, чем тот может вынести. И если не вынес, то это вина человека, допустившего слабость.

А великие свершения требуют предельного напряжения сил.

Обизат далеко впереди остановилась, как вкопанная, замахала обеими руками.

– Мы пришли?

Между высокими горами, защищающими от ветра, но на достаточном расстоянии, чтобы с вершин не добросить до нее камнем, расположилась небольшая крепость.

Стены почернели от копоти, а из того места, где раньше была крыша, все еще поднимается дым, но уже заметно поредевший, такой бывает в конце пожара, когда все выгорело и гореть больше нечему.

Азазель сказал равнодушно:

– Мимо и дальше. Не наше, не жалко.

– Там могли остаться раненые, – ответил Михаил.

– Могли, – согласился Азазель. – Но выбирай, свернуть к тем развалинам или же успеть спасти будущего Мессию?

Обизат сказала резко:

– Азазель, тебе часто говорили, что ты жесток?

– Увы, – ответил Азазель со вздохом, – чаще укоряли в прекраснодушном потворстве. Это мир жесток, не слышали?

Ветер переменил направление, в их сторону со стороны сгоревшей крепости понеслась туча черного пепла. Михаил нагнул голову, Азазель укрылся капюшоном, предусмотрительный, только Обизат сочла трусостью прятаться и шла с прямой спиной и гордым выражением на лице.

Азазель сказал непонятным тоном:

– У нас прекрасная команда с точки зрения политкорректности. Два самца с разными религиозными конфессиями… у нас же разные, Миша?.. И самка, что очень важно.

Михаил взглянул с недоверием, но Азазель продолжал очень серьезным голосом:

– Сразу видно, самские права не ущемлены. А то, что чернее обугленной головешки, просто замечательно! Наглядно говорит, что мы ну никак не носители расизма.

Михаил поинтересовался мрачно:

– А как насчет боеготовности?

– Странный ты какой-то, – упрекнул Азазель. – Сейчас важнее, чтобы были соблюдены права меньшинств, хоть термин какой-то странный, ну какое меньшинство из женщин? Или чернокожих?.. Но если права соблюдены, то все в порядке. Боевые потери спишут. А если права нарушены… берегись, все припомнят.

Обизат огрызнулась:

– Я не обугленная, как головешка!.. Просто испачкалась. Меня легко отмыть.

– Мишка возьмется, – заверил Азазель. – Мишка?

Михаил взглянул на него волком, а Обизат воскликнула с возмущением:

– Как ты можешь говорить такое!.. Как вообще смеешь?.. Это я его должна и обязана мыть, потому что он мой господин и повелитель!

– Гм, – сказал Азазель, – вообще-то такой вариант даже предпочтительнее… Эй, Обизат!.. Возьми чуть правее. Впереди озеро с грешниками, не видишь?

Михаил сказал, заступаясь за девушку:

– Пройдем по самому берегу, что особенного?

– Да? – спросил Азазель с подозрением. – Вот так пройдем мимо, отворотив рыло от страдающих?.. И не бросишься никого спасать… или, напротив, заталкивать в дерьмо еще глубже? Не наше это дело, понял?.. Нужно уважать суд. Пусть даже неправедный.

Михаил проворчал озадаченно:

– Как можно уважать неправедный?

– А кто говорил, – напомнил Азазель ехидно, – что даже неправедный суд лучше беспорядка и бесправия?

Михаил дернулся, вытаращил в недоумении глаза.

– Погоди… но это же ты и говорил!