Запретные наслаждения - Сара Рэмзи

— Что бы вам ни показалось, заверяю вас, вы ошиблись, — быстро произнес он, стараясь отвлечь внимание Каро от Мадлен.

На лице Каро было написано замешательство, которое постепенно сменилось изумлением, на пике которого она обернулась к Вестбруку.

— Разве эта шлюшка не выглядит в точности, как леди…

— Тс-с! — оборвал ее Вестбрук. — Ни слова больше!

Фергюсон не мог уйти, не предприняв последней попытки спасти ситуацию.

— Мы можем поговорить у вас кабинете, Вестбрук? — его голос прозвучал так спокойно, словно он приглашал всех на пикник.

Граф молча кивнул и поймал Каро за локоть, когда та попыталась улизнуть. Фергюсон чувствовал, как дрожит Мадлен, и, наклонившись, прошептал ей на ухо:

— Мы ведь не станем сдаваться без боя, правда?

Он должен был сдержать обещание, а для этого следовало разобраться с Каро — раз и навсегда.

По дороге в кабинет Вестбрука Фергюсон крепко держал Мадлен за руку. В другое время она сочла бы такое участие чрезмерным, но теперь, когда она не могла забыть взгляд Каро, в котором вспыхнуло узнавание, Мадлен была благодарна за поддержку, хотя обладательница этого страшного взгляда, казалось, забыла о ней. Они с Вестбруком шли впереди, и он, на ходу наклонившись к ней, прошептал что-то на ухо. Слов было не разобрать, но, очевидно, тон был резким. Вестбрук явно был недоволен таким поворотом событий.

До встречи с Каро бал напоминал прекрасный сон, в котором можно было бесстыдно флиртовать с любимым мужчиной и делать на людях то, чего она никогда не позволила бы себе после пробуждения. Но теперь из-за ненависти Каро и неясных намерений Вестбрука сон постепенно превращался в кошмар. Мадлен невыносимо хотелось закричать и проснуться.

Возможно, у нее хватило бы смелости дать Каро отпор. Но это была не ее игра. Единственное, на что ее хватило, — так это тихо сказать Фергюсону:

— Если хочешь пойти на обострение, я тебя поддержу. Даже если общество нас отвергнет.

Он сжал ее руку еще крепче. Завтра на ней будет синяк, если он немного не ослабит хватку.

— Но тебе ведь это не по душе, так что никаких игр, — решительно ответил он, а когда взглянул на нее, словно очнулся. — Послушай, мне жаль, мне очень жаль, Мад. Если бы я знал, чем обернется та история, я прожил бы с отцом без единой жалобы все эти десять лет и даже больше, если бы понадобилось. Если бы я только знал, что ты дождешься меня…

В ее глазах блеснули слезы. Она знала, что для него значило бы жить с отцом, каких усилий это стоило бы ему. В ответ она прошептала:

— А если бы я знала, что у меня будешь ты, я бы обошлась без театра, и нам бы теперь ничего не грозило.

Это было правдой. Она могла бы обойтись без театра, ведь Фергюсон заполнил бы ту пустоту, которую заполняла игра. Пока он был в ее жизни, ей не требовались аплодисменты, чтобы почувствовать себя желанной. Его любви было достаточно. Кроме того, именно он показал ей, что, несмотря на необходимость придерживаться правил этикета, жизнь прекрасна и расцвечена множеством красок. И тем большая паника ее охватила перед дверью кабинета Вестбрука.

У нее была пара минут, чтобы взять себя в руки, — пока Вестбрук выпроваживал из кабинета раскрасневшуюся пастушку и мужчину в костюме Генриха VIII. «Король» утверждал, что они просто беседовали, хотя состояние буколических юбок свидетельствовало совсем о другом. Впрочем, они не очень огорчились: пастушка озорно рассмеялась, проскальзывая мимо Мадлен, и тут же парочка уединились в соседней гостиной. Еще год назад Мадлен была бы фраппирована этим, а теперь лишь пожалела о том, что им с Фергюсоном не удастся так же сбежать и запереться в какой-нибудь гостиной, подальше от чужих глаз.

Они вошли в кабинет, и Вестбрук со вздохом закрыл за собой дверь.

— Эти маскарады — одно расстройство, хотя на них и происходит немало интересного. И я бы остерегся садиться на тот диван. Кто обожает маскарады, так это мой мебельщик: потом приходится менять почти всю обивку.

Мадлен сдержала готовый вырваться смешок. Как куртизанка она, возможно, должна была ответить какой-нибудь не менее грубой шуткой, как леди — презрительно смерить Вестбрука взглядом, но она потерялась где-то между этими двумя образами. К тому же Вестбрук ее не узнал, так что безопаснее всего было молчать.

Фергюсон, однако, избрал иную тактику.

— Каро, это должно закончиться прямо сейчас, — сказал он твердо. — Я был негодяем и относился к вам отвратительно, но вы знаете, что мы не смогли бы быть вместе. У вас нет причин в отместку портить жизнь мадам Герье. Если вам совсем невмоготу, ограничьтесь мной, но оставьте ее в покое.

Они расположились попарно — Мадлен с Фергюсоном и Каро с Вестбруком — за короткими сторонами прямоугольника массивного письменного стола. Избегая смотреть на Фергюсона, Каро все свое внимание сосредоточила на Мадлен, словно стремясь окончательно убедиться, что не ошиблась.

— Как, во имя всего святого, вам удалось уговорить леди Мадлен притвориться вашей убитой любовницей? — Темные глаза Каро, оставив Мадлен, вонзились в Фергюсона. — Если вы посмели рискнуть ее репутацией, чтобы просто обелить свое имя, то вы все такой же подлец, что и десять лет назад.

Мадлен вновь была потрясена. Такой взгляд был для нее полной неожиданностью. Впрочем, если вдуматься, версия Каро имела смысл. Действительно, легче было поверить, что она согласилась рискнуть ради Фергюсона, чем в то, что знатная дама станет играть в театре на потеху черни.

Прислонившись спиной к двери, Фергюсон, в короне и мантии, выглядел величественно и грозно.

— Что бы вы обо мне ни думали, я бы никогда не рискнул репутацией Мадлен.

Каро рассмеялась.

— Вы имеете наглость делать такое заявление, когда она стоит рядом с вами? Общество отвернется от нее, когда узнает об этом, вне зависимости от того, женитесь вы на ней или нет, потому что приличные дамы не ходят на такие маскарады, да еще в столь легкомысленных нарядах.

Ладони Фергюсона с грохотом впечатались в дверь позади него.

— Никто не узнает, если вы не скажете. И я скорее отправлюсь в ад, чем позволю распространиться этим слухам.

Вестбрук поднялся. Его игривое настроение улетучилось.

— Я никому не позволю угрожать леди Гревилл! — мрачно произнес он.

— А я никому не позволю попустительствовать ее попыткам разрушить судьбу моей невесты! — отрезал Фергюсон.

Это выглядело как обмен любезностями перед схваткой, и Мадлен поняла, что схватка может стать не только словесной. Она сжала кулаки. Ей не следовало вмешиваться, но Фергюсон только подливал масла в огонь, поэтому она произнесла:

— Если нам всем удастся успокоиться и поговорить, мы сможем прийти к решению, которое устроит всех, как мне кажется.