Осколок Венеры - Ксения Цыганкова

Фармаколог встал с дивана, потом снова сел. Потер руки вместе, и посмотрел на Нику. Она глядела на него с явной забавой, как на зверька, попавшего в капкан сильного охотника. Она всегда считала себя победительницей в любом споре.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу расширить свой бизнес! – она жестом махнула на стопку папок, примостившихся на углу стола, – я хочу, чтобы имя «Ника Серых» вошло в историю здоровья, чтобы список ожидания на приезд в центр был длинной с километр!

– Ну так я-то тут причем! – крикнул Костя, и вздрогнул от раздавшегося на весь домик мелодией попсовой песни. Сбросив звонок жены, гость спрятал девайс обратно в карман пиджака и потер вспотевшую шею, – я-то тут причем? – уже более спокойнее спросил он, – на рынке, полно средств от ожирения, выбирай любое! Если хочешь, я тебе сам что-нибудь посоветую! Даже поставщиков найду.

– Есть такая поговорка: то, что не сломано, не нужно чинить, – изрекла Ника и вышла из-за стола. Сделав полукруг, женщина сложила руки на груди и присела на его край, наблюдая за гостей сверху вниз, – зачем мне что-то искать, когда твое средство – само совершенство? Дорогой, ты просто – гений. Принимай комплимент, когда дают.

– Спасибо, – язвительно ответил Еремин, – но я больше не хочу выносить препарат из лаборатории. Я уже не раз рассказывал тебе про мои панические атаки.

Ника закивала так, между делом, не вслушиваясь в проблему, будто они вели разговор о цене гречки.

– Я больше не хочу этим заниматься, – снова произнес он.

– Я понимаю, милый, – искренне отозвалась Ника и положила ладонь на горло, – понимаю! Панические атаки – это очень плохо, но мне кажется, я знаю, как тебе помочь.

«Как мне помочь», зло передразнил Костя. У него на уме тоже было несколько способов, и все они включали в себя преждевременную и очень болезненную смерть начальницы «Островка».

– Что, если я буду возмещать твои… психологические затраты? – усмехнувшись, она потерла большой палец об указательный и средний, – до тех пор, пока твои волшебные пилюльки не выйдут на рынок. А там уже, нам на самом деле придется распрощаться.

На рынок? Это же еще минимум четыре года… И это в лучшем случае, если все фазы пройдут без запинки и совет инвесторов найдет нового члена… Господи, неужели ему придется воровать порошок или таблетки в чистом виде еще так долго, да еще и в большем количестве?

У гостя задрожали руки, и он погладил коленки, чтобы как-то себя успокоить. Над верхней губой выступили капельки пота. Офис Серых внезапно сжался до размеров наперстка, и ему срочно захотелось выбежать на улицу.

– Костя, – железным тоном обратилась к нему хозяйка домика, – прекрати истерику. Я тебе помочь хочу: между прочим, ты сам выстрелил себе в ногу, когда взял без спроса деньги жены. А теперь вот, можешь хоть что-то накопить, загладить вину, так сказать, спасти свой брак.

Еремин метнул в Серых колкий, как наконечник стрелы, взгляд. Да что ты, увядающая тварь, вообще знаешь о моем браке и его проблемах? Хорошо, что фармаколог хотя бы умудрился имя Надежды удержать в секрете.

Костя сделал несколько непростительных ошибок, но тогда, на самых первых парах общения, ему казалось, что они с Никой были из одного теста: полные решительности, знающие себе цену, несгибаемые реалисты. А теперь вот он понял, что, когда Костя может выйти за линию морали или законности – всего на миллиметр, Вероника же на алтарь собственного успеха с радостью принесет чужую жизнь.

Он поднялся с противного кожаного дивана, и сделал шаг навстречу ей. Из-за ее высокого роста, их глаза оказались на одном уровне. Хозяйка офиса с застывшей полуухмылкой с явным задором смотрела в лицо своему оппоненту, словно сама пыталась его спровоцировать на какие-то действия. Периферийным зрением он заметил канцелярский стакан с несколькими ручками и карандашами. Вот взять бы одну из этих металлических перьев и воткнуть в ее паршивый глаз, чтобы кончик вошел прямо в мозг, а сама Ника осталась валятся на полу своей башни одиночества, пока ее не найдет ее работник, пришедший за очередными инструкциями. Или проломить ей череп, прямо вот этим принтером, который стоял рядом на окне, чтобы следующий непрошеный гость подскользнулся в луже крови, вытекший из дыры в ее затылке.

А еще лучше, заткнуть ей рот, отнести ее извивающееся мускулистое тело под пушистое дерево и бросить ее через заборчик, прямо на камни пред озером «Ома», чтобы эта мразь навсегда осталась на своей любимой базе в виде жалкого приведения. Чтобы она была прикована к своему любимому центру не только в земной, но и загробной жизни.

Время вышло. А он так ничего и не сделал. Не смог. Ни ради своей свободы, ни ради своей карьеры. Ни ради своей семьи.

Он – трус. И она это знала. Поняла с самого начала их «сотрудничества».

Глянув на часы, она похлопала его по плечу:

– Увидимся через месяц.

Директриса грациозно оттолкнулась бедрами от стола и, присев на стул, стала перебирать бумажки на столе, всем своим деловым видом давая Косте понять, что аудиенция подошла к концу. Он сжал руки в кулаки, пытаясь унять раздирающую его на куски ярость, и, забрав с собой портфель, хлопнул дверью так, что по всему домику прошла волна вибрации.

«Убью, убью ее, суку, на части порву», повторял он, как монахи повторяют вечернюю молитву. Перепрыгнув через забор, он несколько минут хлопал себя по карманам в попытках найти ключ к машине. Включив зажигание, он настолько замечтался о будущем трупе Серых, что чуть не врезался в авто, ехавшее ему навстречу. Успев дернув руль в сторону, Константин съехал с дороги.

– Придурок, водить научись сначала! – услышал он в свой адрес, и сделал глубокий вздох.

Так, нужно успокоится. Иначе он мало того, себя угробит, еще и на пешехода наедет. Он что-нибудь обязательно придумает. Не в данную секунду, и не этой ночью. Но очень скоро. А теперь, долгий и спокойный выдох.

Включив радио, Еремин вырулил обратно на дорогу и отправился домой.

* * *

20 июня.

Если бы косяк двери был не таким крепким, то вся конструкция бы покосилась. Хлопать дверью – это так по-детски. Костик, тебе еще расти и расти.

Вот же дурачок, знает ведь, что теперь из ее сетей не выпутается еще долго, зачем зря воздух сотрясать.

И все же, разговор