📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРоманы1812. Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

1812. Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 131
Перейти на страницу:

А Палевский уже не только целовал и обнимал ее, он пытался войти в нее. Докки, плавясь от собственного желания, думала, что готова к этому испытанию, но вдруг, помимо воли, в памяти ее ожили воспоминания о ночах с мужем, и все в ней, как некогда, восстало против ожидаемого надругательства. Пыл ее угас, она замерла, чувствуя, как все внутри сжимается и немеет.

— Пустите меня, пустите, — говорил он, обжигая своим дыханием. — Прошу вас… я знаю, вы тоже хотите меня… — и вновь пытался протолкнуться через ее оцепеневшие мышцы.

На удивление, это не причиняло ей боли, и он не был груб или резок, хотя и упорен в своем стремлении овладеть ею. Она ощущала его — живого, горячего, страстного, и ей будто передались страдания, которые он испытывал от невозможности удовлетворить страсть. Он покрылся испариной, дыхание стало хриплым и прерывистым, а она отчаянно хотела подарить ему то, чего он так жаждал.

«Мне не нужно удовольствие, — думала Докки. — Пусть мне будет плохо, пусть тяжело и неприятно — я вытерплю, вынесу это. Я не хочу мучить его и сделаю все, только бы ему было хорошо…»

Она в паническом усилии попыталась расслабиться, но так и не смогла ничего поделать со своим телом, которое не пускало его в себя. Он же вздохнул, что-то пробормотал ей в шею, содрогнулся и со стоном откинулся в сторону, переводя дыхание.

Докки помертвела. Когда ее муж освобождался от своего желания, немилосердно наваливаясь на нее всей тяжестью, потом, из-за того, что не мог проникнуть в нее, говорил ужасные вещи, отвешивал пощечины и уходил, хлопая дверью. Она всегда со страхом и надеждой ждала этого момента, чтобы остаться в долгожданном одиночестве. Но теперь она до боли сожалела, что в этот единственный раз не смогла дать Палевскому то, что ему было нужно, и доставить ему радость и наслаждение. Докки лежала неподвижно, так и не опустив поднятую до талии ночную кофту, напряженно ожидая, что он сейчас уйдет, и тогда она сможет привести себя в порядок, свернуться клубочком и постараться забыть все, что произошло в эту злосчастную ночь. Докки жаждала остаться одна, хотя предстоящее одиночество теперь представлялось невыносимым.

«Конечно, он уйдет, уйдет навсегда, и если и вспомнит меня когда, то с отвращением и досадой, — обреченно думала она. — Ах, зачем, зачем мы встретились, зачем я полюбила его, зачем пробудила в нем желание и вошла в его объятия? Ведь знала — знала же! — что не смогу дать ему ничего, кроме разочарования? На что надеялась, зачем играла с огнем, зачем дала ему возможность убедиться в моей несостоятельности?.. Все, теперь все кончено, и больше никогда, никогда он не посмотрит на меня…»

Палевский зашевелился и встал с кровати. Докки проводила взглядом его темный силуэт, душа ее тревожно и больно сжалась, на глаза навернулись слезы, и тут с ней случилось то, чего она никогда не могла позволить себе при муже: она заплакала. Заплакала беззвучно, горько, мучительно. Слезы накапливались в уголках ее глаз, переполняли их и бежали, катились соленым потоком по вискам, волосам — вниз, на подушку. Она закусила губу, чтобы ее страдание случайно не вырвалось наружу, закрыла глаза, чтобы не видеть, как он уходит, и только молила про себя, как когда-то: «Не терзай меня, оставь одну, чтобы я могла свободно выплакать свою боль…» Но одновременно — в самом потайном уголке своей души — она умоляла его остаться, не покидать ее и знала, что этим чаяниям не суждено сбыться.

Она слышала, как он ходит по комнате, и представляла: вот он собирает свои вещи, одевается… Но вместо ожидаемого шороха одежды, раздался плеск воды в чане, а потом он подошел к ней и влажным полотенцем стал обтирать ее тело — там, где было липко и стыдно. Ей оставалось только надеяться, что в темноте он не заметит ее слез, и хотя ей было бесконечно неловко и даже неприятно выносить эти его прикосновения, она покорно терпела их, не вырываясь и не понимая, зачем Палевский это делает и почему он еще здесь.

«Неужели он хочет унизить меня еще больше, чем я уже унижена?» — пыталась понять она. И когда он вновь отошел, Докки решила, что он все же уйдет, и вновь начала мысленно заклинать его об этом.

Но он не ушел. Он вернулся к ней и лег рядом, а его руки обхватили ее и прижали к своей груди. От неожиданности она вздрогнула, а Палевский губами собирал ее слезы, осушал ее лицо, целовал глаза. И она не выдержала его нежности и теплоты и самым постыдным образом — навзрыд — расплакалась в его объятиях. Слезы душили ее, выплескивались наружу, она содрогалась в рыданиях, будто стремилась излить из себя весь ужас своего замужества, годы одиночества и оплакать предстоящую ей пустую и беспросветную жизнь. Он же шептал ей какие-то ласковые слова, баюкал в своих руках и прижимал к своему сильному и надежному телу, пока она не выплакалась и не затихла.

Когда Докки успокоилась, ей стало невыносимо стыдно за свои слезы и за проявленную так некстати слабость. «О, Господи, — думала она, прильнув к груди Палевского и уткнувшись лицом ему в шею. — Что он теперь будет думать обо мне? Я не смогла дать ему наслаждения и к тому же устроила истерику… А он не ушел… Как мне хорошо с ним!.. Это чудо, что здесь… Но почему он не ушел? Почему остался и почему так терпелив со мной?..»

Вопросы мучили ее. И она боялась, что у него тоже есть вопросы и он начнет их задавать. Но Палевский молча касался губами ее волос, гладил ее спину и плечи под кофтой, которая задралась уже почти до самой шеи. Докки же была готова лежать, вот так прильнув к нему, хоть целую вечность.

Наконец он пошевелился и чуть отстранился. Она испуганно вцепилась было в него, но, как оказалось, он всего-навсего захотел стянуть с нее кофту — и сделал это довольно ловко, после чего перевернул и прижал Докки спиной к своей груди, вновь крепко обхватив руками.

— Так почему вы сбежали от меня из Вильны? — вдруг спросил он.

Докки растерялась.

— Э… Я не… — начала она и запнулась, не зная, что ему сказать и вообще как себя теперь с ним вести и что говорить.

— Сбежали, сбежали, — он нежно откинул спутавшиеся пряди волос с ее лица и шеи, целуя и легонько покусывая ее кожу.

— Мне нужно было поехать в имение, — пробормотала Докки. От его прикосновений мысли ее разбегались, и она не могла сосредоточиться на разговоре. Те места, до которых он дотрагивался, начинали гореть, внутри же все таяло.

— Это вы можете рассказывать другим, — Палевский чуть сдавил зубами мочку ее уха, отчего у нее перехватило дыхание. — Вы исчезли на следующий день после того, как я поцеловал вас.

«И после того, как в Вильне появилась графиня Сербина с прелестной Надин», — подумала она и вновь напряглась. Он это почувствовал и легонько сжал ее.

— Вы — маленькая глупышка, — сказал он ласково. — Вы испугались себя и меня и сбежали, чтобы я не мог достать вас.

Едва Докки подумала, что при желании он мог ее найти, Палевский, будто прочитав ее мысли, добавил:

— У меня не было возможности покинуть корпус, а потом началась война. Я надеялся только на то, что у вас хватит ума держаться подальше от военных действий.

1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 131
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?