Ганфайтер. Огонь на поражение - Валерий Большаков

Все эти мысли проносились у него и чудились донельзя пошлыми и циничными. Это злило, пускало в рост раздражение.

Потом Тимофей глянул на Марину, и девушка подмигнула ему.

Айвен Новаго торжествовал. Воля! Оказалось, что свобода – это куда слаще, чем ему мнилось ранее. Просто знать и чувствовать, что ты можешь делать то, что хочешь, быть там, где нужно тебе, уже великая ценность. Пока тебя не свяжут и не запрут, этого не понять, не оценить, ибо есть вещи, которые познаёшь не умом, а собственной шкурой.

«Орка», хоть и ободранная кальмаром, справлялась с волнами и несла его туда, куда было сказано, – к ИТО Экваториана. Строго на запад, за сто с лишним миль. Течение и ветер, северный отголосок пассата, были сообщниками Айвена, подгоняя неторопливо идущую субмарину.

Отпылал багряный закат, отгорел рассвет в розовых тонах, и впереди, ближе к югу, показалось ИТО – рукотворный атолл в форме овала. Экваториана была молодым образованием – биоинженеры подняли из глубин рифовую платформу[42]из кораллита – искусственного коралла, потом нагребли рампарт – кольцевой вал из глыб и обломков, раскрошили его поверху в песок и ушли. Настал черед биологов, но те не спешили – ни одна пальма не шуршала перистыми листьями на ИТО, навевая негу и образуя благостную сень; ни одной рыбки не плавало в лагуне, больше смахивающей на котлован в старом карьере, – голубая вода покрывала серое, безрадостное дно.

Но все это представится глазам Новаго чуть позже, если ему вообще удастся высадиться на берег, – горячий песок и прогретую лагуну прикрывали коралловые рифы. Прибой с грохотом ломился, сотрясая воздух и остров, вспененная вода вздымалась гейзерами, опадала, откатывалась и снова шла на штурм.

Прочный корпус субмарины не пробить никакому кораллитовому гребню, но вот сопла могут пострадать, а «Орка» без хода – это никудышный поплавок, игрушка волн.

Покружив, приглядевшись, Айвен не нашел пролива, а посему выбрал прибойный желоб в щербатой стене рифа и направил подлодку туда. Волна подхватила ее и бросила вперед на манер тарана.

«Орку» замотало и закрутило, со страшным скрежетом протащило по острым шпорам-выступам… Волна схлынула, а субмарина осталась лежать боком в стоковой ложбине. Но вот новая волна поднатужилась и протолкнула лодку чуть дальше – «Орка» сотряслась. Еще удар в корму, и еще – словно кто громадной кувалдой охаживал субмарину.

И вдруг – тишина. Подводный кораблик выровнялся и плавно поплыл вперед. Глухие удары прибойных волн уже почти не ощущались, гасимые сотворенной твердью. Приплыли…

Айвен выбрался наружу и огляделся. «Орка» плыла по мелкой воде между островом и рифами. Плыла еле-еле, несомая слабым течением, порой скребясь корпусом о донные бугры-бичроки. Почти одолела узкий проливчик, ведущий к лагуне, и застряла. Но это уже было не страшно – Новаго высадился-таки на сушу. Теперь будем ждать обещанную помощь…

– Пятнадцать человек на Сундук Мертвеца! – хрипло заорал Айвен, изображая пение. – Йо-хо-хо! И бутылка рому!

Осторожно спустившись по ободранному борту, он спрыгнул в теплую воду. Ему было по пояс. Выбравшись на берег по сыпучему песку, Новаго с наслаждением прошелся по прочной земле, сыпучей, не слежавшейся еще, зато не шаткой, не колеблемой волнами. Сощурившись, он огляделся.

Белая бугристая полоса, шириной с футбольное поле, уходила далеко к северу, а на юге загибалась к западу, стелясь белой, едва различимой линией. Это и был рампарт, верхушка рифовой платформы или, как говорят биоконструкторы, риф-флета. На природных атоллах рампарт нагребается штормами, потом океан выносит кокосовые орехи, те прорастают, и получается остров, похожий на рай.

А тут все белым-бело, ни кустика, ни травинки. Будто жизнь только-только задумала выходить на сухое место.

Айвен пригляделся: далеко-далеко на юге, на белом фоне выделялось серое пятнышко. Дом? А рядом чтото высокое и тонкое. Вышка? Надо проверить…

Новаго пошагал на юг. Песок жег босые ноги, и Айвен зашлепал по мелкой воде лагуны. Вода в лагуне была гладкой, как каток, отливала яркой лазурью, а глянешь с берега – дно будто из старого бетона, ямистое, в буграх и нашлепках. Кое-где дно пучило и выпячивало из воды надолбами пальчиковых рифов.

Новаго выругался – ноги вязли в мокром песке. Айвен направил стопы по сухопутью. А так подошвы печет… Следы на юг, тянувшиеся за беглецом и угонщиком, напоминали змейку, дугами разрывая сухой белый песок от воды и к воде. Вокруг синел необъятный океан, вверху голубело огромное небо, и маленькая согбенная фигурка человека казалась ненужной черной закорючкой, портившей первобытный колорит.

…Дома с холодильником, полным пива и закуски, Айвен не обнаружил. Серое пятнышко оказалось куполом из гофрированной пластмассы, а решетчатая вышка – антенной. Пара роботов «засевала» ИТО – один многорукий уродец сосредоточенно рыл ямы, а другой бегал от купола и обратно, таская кокосовые орехи.

Заметив человека, кибер-грунтокоп остановился и проговорил монотонным голосом, здорово похожим на голос самого Айвена:

– Выполняю стандартную программу по озеленению. Жду дальнейших указаний.

– Продолжай выполнять, – буркнул Бешеный.

Робот тут же согнулся, три манипулятора так и замелькали, песок полетел тремя фонтанами. А Новаго поспешил к складу.

Под куполом было прохладно, и кучей лежали кокосы. Айвен поднял один. Ну, конечно… На лохматом боку ореха блестела наклейка, предупреждавшая о генетической модификации. Да и черт с ней…

Кое-как стесав бок кокоса, Бешеный присосался – рот наполнила сладковатая влага с привкусом травяной горечи. Чертовы генетики… Но ничего, пить можно.

Взбодрившись малость, Айвен выбрался наружу и уселся в тенечке, откинувшись спиной на гладкий теплый гофр. Почти на уровне глаз простирался океан.

Почему-то вспомнился Шорти Канн, как он напился однажды и вступил в дискуссию с Доном Шухартом – тоже алкашом, но с интеллегентскими замашками. То есть, когда Дон набирался, он не лез на тебя с кулаками или со слюнявыми поцелуями, а забирался в дебри философии, уводя туда же и собеседника, то бишь собутыльника. Как же они долго мусолили вопрос о смысле жизни! И так его обсосут, и этак, и наизнанку вывернут. А вопроса нет! Потому как и смысла нету! Какой, на фиг, может быть смысл, когда вот живешь ты, живешь, добра наживаешь, планы строишь, а потом – раз! – и нету тебя. С кровати упал и убился. Или тобой кальмар позавтракал…

Смысл тогда появляется, когда ты целью задаёшься. И вот, пока ты этой цели добиваешься, житуха твоя более-менее осмысленна. Заполучил, что хотел, – все, смысл будто выключили, опять тебе скучно и на подвиги тянет…