В расцвете рыцарства - Роберт Нельсон Стивенс

Гель сидел молча, погруженный в глубокую думу: он иногда недоумевал, почему так долго не показывается Барнет, но потом объяснил себе его запоздание тем, что лошади его, очевидно, устали, свежих он не мог достать, да, наконец, могло случиться, что у него оказался и недостаток в деньгах, так как он выехал ведь только из Лондона во Флитвуд и рассчитывал вернуться обратно на другой же день.

Вдруг рядом с Мерриотом послышался не то вздох, не то стон; он стал тревожно прислушиваться: этот стон доносился из-под навеса, где лежали Румней и Антоний, и напоминал стон человека, в которого только что вонзили кинжал.

Весьма возможно, что разбойник покончил с Антонием и рассчитывал теперь сделать то же самое с ним и Боттлем, который оставался совершенно один, беззащитный на большой дороге. Гель одну секунду колебался, идти ли ему узнавать, в чем дело, или нет. Он посмотрел на Френсиса: тот лежал неподвижно и дышал ровно и глубоко; в экипаже тоже раздавалось ровное и спокойное дыхание. Гель решился и быстро направился к навесу, где спал Антоний.

Антоний лежал, завернутый в свой плащ, спиною к разбойнику, который лежал тоже спокойно, с закрытыми глазами; спал ли он или притворялся спящим, Гель не мог рассмотреть. Но Антоний, во всяком случае, спал крепким, здоровым сном, в этом не могло быть никакого сомнения. Гель дотронулся до его плеча и прошептал:

– Пойдем со мной.

Антоний, ни слова не говоря, встал и пошел за ним к тому месту, где стоял экипаж.

– По-моему, лучше тебе спать рядом со мной, около Френсиса, – сказал Гель шепотом, указывая на солому, где лежал юноша, и вдруг глаза его широко раскрылись от удивления: Френсиса не было и следа, на соломе уже никого не было.

Френсис исчез.

Гель оглянулся кругом. Нигде не видно было ни единой души. Он подошел к экипажу: из него по-прежнему раздавалось ровное, спокойное дыхание.

– Она хоть, по крайней мере, еще здесь, – сказал Гель удивленному Антонию. – Но Френсис исчез, чтобы, вероятно, исполнить какое-нибудь ее поручение; он притворялся только спящим, но, во всяком случае, он не мог уйти далеко, ведь я отлучался только на минуту. Посторожи-ка здесь у экипажа, а я пойду поищу его.

Но не прошло и секунды, как Гель уже увидел Френсиса выходящим из-под навеса, где он только что побывал сам и где лежал Румней.

– Это что такое? – крикнул Гель, схватив мальчика за руку и поднося горящий факел к его лицу.

Френсис стоял с широко раскрытыми глазами и только при окрике Геля вздрогнул и как бы пришел в себя.

– Что ты делал, негодяй? – спрашивал Гель, крепко сжимая его руку. – Зачем тебе понадобилось отправляться под навес, воспользовавшись минутой моего отсутствия? Ты, вероятно, отнес какое-нибудь послание от своей госпожи этому разбойнику Румнею? Сознавайся сейчас же, иначе тебе худо придется.

– Я не знаю, где я был и что я делал, сударь, – ответил юноша спокойно. – Я ведь лунатик и хожу по ночам, сам не зная где.

Гель внимательно взглянул Френсису прямо в глаза, тот совершенно спокойно выдержал его взгляд и затем по приказанию Геля так же спокойно улегся опять на свою солому.

Гель уселся на свое место и снова погрузился в глубокое раздумье, так что не заметил даже, как темная фигура, весьма похожая на Румнея, бродила вокруг спящих разбойников и отдавала им какое-то приказание; по-видимому, Румней был тоже лунатик.

– А вот и снег, который ты предсказывал нам, – сказал Мерриот, обращаясь к Антонию, когда наконец кавалькада опять тронулась в путь, в третьем часу ночи.

– Да еще и ветер порядочный, – весело заметил Румней таким тоном, что Гель подозрительно покосился на него.

Всадники завернулись плотнее в свои плащи, чтобы укрыться от падающих хлопьев снега, которого почти не было видно, так как только в начале их процессии Боттль держал в руках факел да позади экипажа был привешен фонарь. Разбойники ехали молча, и изредка у них вырывались проклятия, относящиеся к погоде. На рассвете они проехали через большой город и, проехав еще три мили после него, остановились в довольно уединенной гостинице, чтобы позавтракать. Когда Мерриот открыл окно в экипаже, завешенное занавеской, чтобы защитить пассажиров от снега, и хотел подать в него на подносе принесенную еду, Анна высунула голову и сказала:

– Вместо еды позвольте мне лучше пройтись немного по дороге: у меня затекли ноги, так как я ведь целых два дня сижу безвыходно в этой колымаге.

– Нет, только полтора дня, а не два, – ответил ей Гель, – но, во всяком случае, вы, конечно, свободно можете прогуляться немного, пока мы здесь отдыхаем. Имейте только в виду, что снег так глубок, что покрывает почти всю ступню ноги.

– Мне это безразлично, хотя бы снег доходил даже до колена.

– Но, если я выпущу вас погулять, дадите ли вы мне слово, что вернетесь опять обратно в экипаж, когда я попрошу вас об этом? – Гель чувствовал, что он не в состоянии применить грубую силу, как в первый раз.

– Да, конечно, ведь другого выхода для меня нет.

– И все время, пока вы будете гулять, я буду находиться по соседству с вами, а с другой стороны пойдет Френсис.

– Я ведь говорила вам, что выбирать мне не из чего и другого выхода нет; я должна во всем повиноваться вам.

Гель предложил ей руку, чтобы помочь выбраться из экипажа, но она сама легко выпрыгнула из него и пошла по тому направлению, откуда они приехали. Гель подождал Френсиса и потом пошел рядом с ней, придерживая пажа за рукав. Кит Боттль в это время хлопотал о том, чтобы накормить и напоить хорошенько лошадей. Румней гулял взад и вперед по дороге, казалось, поглощенный всецело кружкой эля, которую он держал в руках. Антоний взобрался на пригорок и оттуда смотрел вдаль, не покажутся ли Барнет и его люди.

Мерриот молча шагал рядом со своей прекрасной пленницей и невольно задумался о том, не рассказать ли ей теперь всю правду, чтобы она перестала относиться к нему с такой ненавистью? Ведь она находилась теперь всецело в его власти и не могла причинить ни малейшего вреда сэру Валентину. Но поверит ли она ему? А если и поверит, разве не может случиться, что она как будто случайно убежит от него в эти два дня? Осторожность предписывала Гелю хранить на этот счет молчание и не выдавать ей своей тайны. И поэтому он решил опять заговорить с ней о смерти ее брата и постараться как-нибудь иначе поколебать в ней уверенность в том, что именно он был убийцей.

– Клянусь вам, мисс Хезльхёрст, – сказал он робко, – что я не наносил вашему брату раны. Во всем этом кроется недоразумение, которое со временем выяснится.

К его удивлению, она не ответила ему резко, как он ожидал, но заговорила с ним спокойно и без раздражения, как бы стараясь, со своей стороны, выяснить многое непонятное ей.

– Как можете вы это утверждать? – заговорила она тихо. – Я узнала всю эту историю от слуг моего брата, которые присутствовали при вашем поединке.