Курьер из Гамбурга - Нина Соротокина

В Нарышкинский парк Наумов проник без малейшего препятствия, обнаружился пролом в ограде, и даже недалеко от дороги, словно заранее кем-то из заговорщиков выломал подгнившие доски. Капитан увидел в этом хорошее предзнаменование.

В усадьбе полным ходом шло приготовление к празднику. Вдоль каналов лежали доски и бревна, мастеровые делали подставки под щиты, на которых будут изображены картины, представляющие благоденствие отечества и верность подданных своей императрице. Строилась также деревянная балюстрада, перед ней мостилась широкая площадка. В программке были обещаны аллегорические картины, представляющие победу России над своими врагами. В качестве врагов наверняка будут выступать турки, пугачевское отребье нельзя считать серьезным противником. Видимо, живые картины будут представлять именно здесь. Во время спектакля народу будет тьма, поэтому на балюстраде не стоит задерживать внимание.

Неторопливо проезжая по лучами расходящимися аллеям, Наумов рассматривал все парковые сооружения с точки зрения их пригодности для предстоящей акции, иными словами, насколько удобно будет добираться от них до облюбованного повреждения в ограде. Вот, скажем, на берегу канала беседка о двенадцати колонн, потолок расписан знаками зодиака. Красиво… наверняка государыне покажут это чудо архитектуры, но беседка расположена слишком близко от дома, ах, простите, дворца, и стоит на открытом месте. Если отсюда доставлять к карете «жертву», как капитан мысленно величал императрицу, то придется делать это водой. А будут ли рядом лодки, еще неизвестно. Куда-то они их в парке все попрятали. Китайский затейливый павильон очень хорош уже тем, что рядом с ним много мостиков и переходов. У водяной мельницы в деревах можно будет спрятать лошадей. Жертву с кляпом во рту перекинем через лошадиный круп и сразу к карете. К пролому лучше добираться огородами, мимо парников отличная тропочка. Да и дорога здесь короче. Вот они, лодки-то, собрались табунком в пруду. Надо запомнить, может, этот пруд и этот канал могут понадобиться.

И не надо забывать, что будет иметь место изрядная иллюминация, а это значит, весь парк будет полыхать светом. Но ведь отполыхает и погаснет, и это время особенно соблазнительно для дела. Глаз долго привыкает к темноте.

Так незаметно он доехал до французского сада с подстриженными кустарниками, огромными газонами и клумбами, на которых отцветали белые астры. У фонтана, вздымавшего слабую увядшую струю, Наумова вежливо окликнул мужик из дворни, мол, чем интересуетесь, барин? Наумов спросил хозяина:

– Их сиятельство отсутствуют?

Капитан направил коня к главному входу. Здесь бы ему самое время заметить неприметного на вид господина в длинном, неопределенного вида камзоле и сером паричке с длинной косой, обмотанной серой же тесьмой. Он тоже ехал верхами, и лошадь у него была вполне приличная, и сидел он на ней, как приклеенный – чистый кентавр. Поскольку господин хотел слиться с окружающей действительностью, то конь его, умное животное, старался стушеваться, не выпячиваться, а следовать за капитаном Наумовым на приличном расстоянии.

Ведь от самого Петербурга следовали вполне благополучно, то есть в полном соответствии с приказом, где надо отставали, в доступных местах ехали не по главной дороге, но поодаль за деревьями, а в парке перемудрили. Заблудились с конем-то, потеряли объект и засуетились, обеспокоились, потому-то и подъехали вместе к главным воротом, что было совсем против правил. Но Наумов принял неприметного всадника за слугу Нарышкина, а может быть, за посетителя или гостя, и вообще черта лысого ему в том, чтобы рассматривать сомнительных господ, навещающих загородную дачу важного вельможи.

Наумов направлялся в полевые казармы к Грине Вернову. Уже скоро холода грянут на дворе, а «поновление» городского жилья для гвардии еще не окончили. Если ехать напрямки, то до военного городка верст семь, не более. Дорогу он себе более-менее представлял. Гриню нужно было увидеть, чтобы обсудить все увиденное и перенести на бумагу вызревший в голове план похищения.

Лес, поля крестьянские и довольно сносная дорога, обсаженная деревами. Рожь давно скосили, стерня стояла щеткой, в которой запутались остатки сорняков, вьюнки какие-то с поникшими цветками. Настроение у капитана было отличное, главное дело его жизни – а именно так он именовал предстоящее похищение императрицы – двигалось к концу. Неприятно, конечно, что проклятый немец, пообещав деньги, скрылся в неизвестном направлении. Украл небось, все немцы нечисты на руку. В глубине души Наумов понимал, что если есть на Руси честные люди, то искать их надо именно среди немчуры, но сейчас ему выгодно было думать, что Шлос вор, и он гнал от себя все сомнения относительно национального вопроса. Хорошо хоть маменькину деревеньку не успел заложить в банке под ссуду. Если хорошо все продумать, можно и без всякой ссуды обойтись. И без прусских помощников. Зачем делиться с ними славой? Били мы их в Семилетнюю войну, и будем бить!

Меж тем со стороны залива потянуло вдруг холодком, и все вокруг неожиданно потемнело. Он и не заметил этого изменения в природе. С запада шла гроза, наверное, последняя в этом году. По серому, точно грязному небу, неслись белесые клочковатые тучи. Уже погромыхивал гром, хотя вспышек молний не было видно. Редкие, полновесные, как пули, капли дождя, окропили землю, оставляя воронки в пыли.

Андрей Иванович пришпорил лошадь. Деревья кончились, дорога опять вывела на поле. Пожалуй, стоит преодолеть его, пока дождь не вошел в полную силу. Дорога полого пошла вниз. На пути встал овраг. В сухую погоду преодолеть его не составило бы труда. Но в этот момент на землю и обрушился ад. Всколебалась вселенная и хлынула дождем. Испещренные тропками бока оврага тут же пропитала влага. Сущий каток! Копыта лошади разъезжались в разные стороны. Ручей на дне оврага как-то разом превратился в реку. Надо было бы спешиться, так легче было выбраться наверх. Наумов был мокрый до нитки, даже в сапогах хлюпала вода.

Выбрались на поле, слава Богу. Молнии били прицельно, как артиллерийские снаряды. Гром раскалывал голову. Казалось, что сей страшный треск улавливают не уши, а весь организм от макушки до пяток. Коня не надо было подгонять, он летел во весь опор, струи дождя лились по его крупу, холка испуганного животного мелко дрожала.

Наумова пугала и веселила эта вакханалия. Зевс-громовержец, Перун, Илья-пророк, как вас там, фельдмаршалы грозового воинства? Наверное, пьянствуете, ребята, веселитесь на небе и спорите, кто сильнее. Хотите воевать? Повоюем! – хорохорился капитан-поручик, но сам что есть мочи торопился к темнеющему обочь поля лесу. Там можно будет укрыться под старыми елками. Такую грозу он видел разве что в детстве. Маменька боялась молний панически, обычно пряталась с ним в кладовке и, заслыша гром, крестила сына и причитала быстро: Господи, пронеси, Господи, пронеси!

Вдоль дороги неслись глинистые потоки вода. Наумову вдруг показалось, что молния ударила в землю прямо перед ним. Во всяком случае, конь вдруг взвился, встал на задние ноги и чуть не сбросил седока в раскисшую грязь.

– Ну, будет, будет….

Они благополучно достигли леса. Наумов наконец спешился. Гроза и не думала кончаться. Он отер мокрый лоб. «Ведь до подштанников промок», – подумал он, и это было последнее, что пришло ему в голову. Слепящая вспышка света, звук, от которого вот-вот лопнут перепонки и неимоверной силы удар по голове.