Мост - Иэн Бэнкс

В ноябре Андреа сообщила, что, видимо, задержится в Париже. Густаву требовался постоянный уход. И если будет настаивать его семья, то придется оформить брак. Она надеется, что он поймет и простит.

— Мне очень жаль, малыш, — сказала она пустым голосом.

— Ага, — сказал он. — И мне.

Нет у меня, блин, никакого морального права жаловаться на судьбу, она давно меня балует, но будь я проклят, если сейчас готов так вот все бросить. Рубака — он до конца своих дней рубака, но мало кто из этого племени, скажу я вам, дожил до моего возраста. Я — исключение, и это факт. Может, я бы тоже не дожил, кабы не сидел у меня на плече зверек-талисман, но хрен он от меня такое услышит. У него и так всегда задран нос, а тут совсем от важности малыш раздуется, как бы не лопнул. Тем более что он так и не сумел найти решения нашей проблемы — проблемы старения. Не такой-то он и умный, этот ублюдочек.

Как бы то ни было, вот он я, сижу на койке, смотрю на экраны телемониторов и думаю всякие грязные думы, пытаюсь себе стояк нашептать. Вспоминаю Ангарьен и то, как мы с ней развлекались. Чего только не вытворяли! Вы и не поверите небось но в молодости норовишь испробовать все на свете. Да и молодость, говорят, дается только раз (мой приятель-зверек с этим не согласен, но пускай докажет). Конечно, триста лет, да еще с прицепом, — результат нехеровый, но все-таки я пока не готов дать дуба. Куда ж я, с другой стороны, на хрен денусь. Зверек испробовал кое-какие средства (и ему куда деваться-то, мы же с ним одной веревочкой связаны), но все пока без толку, похоже, у него попросту иссякла фантазия; и ведь лопухнется сейчас, как пить дать лопухнется, — как раз когда его помощь была бы ну крайне в тему. Говорит, есть еще похер в похеровницах, не знаю уж, к чему это он. То ли совсем капитально на все забил, то ли взрывать кого собрался. Бедняга день-деньской сидит на столе у моей кровати. Он весь седенький и сморщенный, на плечо ко мне не залазит с тех пор, как мы раздобыли летучий замок. Зверек его называет «кораблем», но он вообще любит всякую чушь нести. Например, спальню прозвал «корабельным мостиком». Короче, было так. Мы вернулись к волшебнику, который помог мне проникнуть в преисподнюю, и они, волшебник и мой талисман, здорово подрались — аж дым пошел. А я за этим делом следил из угла, но даже пальцем шевельнуть не мог — чертова зверушка навела на меня какие-то чары. Победил в конце концов талисман, и только я думал, что наконец от него избавлюсь, но тут возьми да выяснись, что ему не под силу выполнить задуманное, то бишь завладеть телом волшебника. Похоже, это было просто невозможно, против правил что ли. Выбраться из преисподней ему удалось (с моей помощью), но захватить живое тело — дудки. Незавидная это судьба — томиться в тушке зверушки, как в тюрьмушке, до скончания века. По сему поводу мой приятель вышел из себя и принялся громить колдовские палаты. Все разнес в щепки; я уж думал, что и мне не поздоровится. Но вскоре он успокоился и вернулся на мое плечо и избавил меня от чар. Объяснил, что мы и правда крепко повязаны, к добру это или к худу, и, значит, нам остается только одно: извлечь из этого максимум выгоды.

Может, оно и к добру, да как тут узнаешь? Хотя вряд ли я без него прожил бы так долго. К тому же иногда он подбрасывал очень неглупые идеи. Например, в самом начале предложил навестить молодую ведьмочку, с которой я провернул одно дельце, прежде чем вызволил малыша из Гадеса. А звали ту девицу Ангарьен. Талисман прикинул, что мы с ведьмочкой способны прийти к какому-то соглашению, он так и сказал. Ангарьен сперва в этом очень сомневалась, думала, что зверек вознамерился ее околпачить и завладеть ее телом, или что-то в этом роде, но потом у них был ужасно сложный для моих мозгов разговор, и они чего-то наколдовали и погрузились в какой-то «транс», — между прочим, это ужасно скучное занятие. А когда пришли в себя, заулыбались и по рукам ударили. Талисман мне заявил, что у нас теперь не то тролльственный, не то тройственный союз. Ну я и не возражал, только предупредил, чтобы ничего неприличного. Мне-то что, лишь бы все было по-честному и без подлянок. И не прогадал, похоже. Думается мне, только благодаря этому сговору я и сподобился стать рубакой преклонных годов.

— Что ты делаешь? Пытаешься мертвеца воскресить?

— Заглохни. Не твое дело.

— Как это — не мое? А вдруг у тебя сердце не выдержит?

— Ну а чего бы не накалдавать для меня какую-нибудь гурию-чмурию?

— Еще чего! Ты тогда в один момент ласты завернешь. Прекрати, говорю! В твои года этим заниматься не подобает. Хоть мозги у тебя и отсталые, но зато возраст очень продвинутый.

— Мой хрен и жизнь моя, что хочу, то и делаю.

— Это и моя жизнь, а твоя жизнь не игрушка, если от нее зависит моя. Имей чувство меры, приятель.

— Да ладно, не очень-то вообще и хотелось, так, решил проверить, встанет — не встанет… Может, хоть порнушку какую покажешь?..

— Нет. Следи за экранами.

— Чего ради?

— Следи, говорю. Почем ты знаешь, что может случиться? Еще не все потеряно.

— Надо было Источник молодости дальше искать, вдруг и нашли бы.

— Ну да, чтобы ты нассал в него.

— У, бля, — говорю, а потом лежу, скрестив руки на груди, и жалко себя — мочи нет.

Летающий замок стоит на склоне холма. Мы сюда приземлились с месяц назад, после того как побывали на планете, где обаригены якобы способны продлевать жизнь до бесконечности. Может, это и не хвастовство, да только со мной и талисманом у них ничего не вышло (сказали, нет опыта в атношении таких, как мы, рубаки и зверушки). Я уж хотел было наведаться в какой-нибудь из наших, земных, волшебных городов за новомодными магическими припаратами. Они позволяют месяц-другой жить полнокровной жизнью молодого мужика, а потом ты быстро и безболезненно отбрасываешь копыта, зато уж оторвался так оторвался, да. Но талисман распорядился по-другому. Посадил летучий замок на этот холодный, продуваемый ветрами склон, и отпустил всю стражу и слуг, и даже вышвырнул парочку моих правнуков, и раздал половину магических снастей из нашего запаса: хрустальные шары для провидения будущего, заколдованные пулеметы, волшебные фугасы и все такое прочее. Похоже, он хотел создать у окружающих впечатление, что мы вполне готовы отойти в мир иной. Но все же приберег наиболее ценное: сам летающий замок и еще кое-какие штучки, пиджак-самолет там, сверхуниверсальный переводчик и несколько тонн невидимой платины в трюме. Он даже нашел новые батарейки для кинжала — зверек называет его «летательным ножом». Старые батарейки сели этак столетие назад, и с тех пор я ножом пользовался редко, потому как туповат он. Сам не знаю, почему не выбросил. Может, из сентиментальных соображений. Когда-то зверек от него нос воротил, клялся, что это всего лишь дешевая копия. Но все-таки добыл свежие батарейки и сделал нож сторожем, велел охранять дверь летучего замка. Хрен его знает зачем. Талисман на старости лет стал чудаковат.

А я все жену вспоминаю. Она добрые полвека назад дала дуба, а я будто наяву вижу ее костлявую рожу. Когда мы поженились, она оказалась не такой молодой, как выглядела. Я так и не узнал, сколько ей было лет. Талисман думает, как минимум тысяча. Обычно ведьмы стареют рано, а вот Ангарьен до самого конца сохраняла облик цветущей девушки. Сгорала, оставаясь молодой. Вряд ли стоит ее за это винить, но перед смертью видок у нее был еще тот. Она превратилась в статую, в резную фигуру из темного дерева. Жесткая, сморщенная — старуха старухой. Нам она завещала поставить ее в лесу, неподалеку от которого родилась. Мы так и сделали, и вскоре покойница пустила корешки. Зверек предсказал, что дерево вырастет высоким и красивым, а потом будет съеживаться и в конце концов обернется трухлявой колодой. А что после этого произойдет, никому не известно. Когда разговор у нас заходит о смерти, талисман выглядит грустным — понимает ведь, что вместе со мной умрет и он. Потому что без меня жить он не сможет. Распадется в прах, вот и все. Ему даже преисподняя не светит. Кстати говоря, а меня-то, интересно, пустят в ад после того, что я там натворил? Когда мы со зверьком вспоминаем былые деньки и как я его спасал, он до сих пор хихикает. По слухам, там весь режим охраны сменили после того, как бедолага Харон окаменел. Парочка сомнительных личностей, Вергилий и Данте, назвались временными правителями и верховодят в аду по сей день. Короче говоря, один бес знает, как меня встретят, когда я постучусь в пирламудровые врата, или что там у них нынче служит пропускной. Пустить-то, может, и пустят, но наверняка подготовили какой-нибудь мерзкий сюрприз. Короче, ничего нет удивительного в том, что я не спешу расстаться с этим светом.