Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Джон Рональд Руэл Толкин

– Значит, он снова уехал и оставил ее, – молвила Нунет.

– Тогда почему она не дала нам знать? – возразил Берегар. – Почему сама не вернулась домой?

– Она дала знать, – отвечала Нунет. – Ибо она отослала эльфийских птиц, и дурное то деяние. Недоброе предвещает оно. Почему, дочь моя, почему? Неужто не знала ты, что тебя ждет? Но оставь ее, Берегар, где бы она ни была. Не здесь ныне ее дом, и не обретет она здесь исцеления. Он еще вернется. И тогда да пошлют ей валар мудрости – или хотя бы хитрости!

Когда же пошел второй год со времени отплытия Алдариона, Эрендис, по желанию короля, приказала убрать и украсить дворец; сама же к возвращению не готовилась. Королю прислала она ответ, говоря: «Я приеду, ежели ты мне велишь, атар аранья[95]. Но должно ли мне ныне торопиться? Или не довольно будет времени, когда покажется парус его на востоке?» Про себя же говорила она: «Неужто король заставит меня дожидаться на пристани, подобно моряцкой подружке? Мне бы и хотелось, да только я уже не та. Эту чашу испила я до дна».

Но год истек, а парус так и не показался; настал и третий год, и лето сменилось осенью. И тогда Эрендис ожесточилась и замкнулась в себе. Она приказала запереть дворец в Арменелосе и отныне не удалялась из дома в Эмерие больше чем на расстояние нескольких часов езды. Всю свою любовь отдала она дочери; только ею и жила, и не отпускала от себя Анкалиме ни на шаг, – даже в гости к Нунет и родне своей в Западных землях. Мать стала единственной наставницей девочки; и Анкалиме быстро выучилась писать и читать, и говорила с Эрендис на эльфийском языке – по обычаю нуменорской знати. Ибо в Западных землях наречие эльфов использовалось для повседневного общения в таких домах, как у Берегара, и Эрендис редко переходила на нуменорский язык, что Алдариону нравился больше. Многое узнала Анкалиме также и о Нуменоре и древних днях из хранящихся в доме книг и свитков, что были ей по разумению; а иного рода познания, о людях и о земле, время от времени постигала она из речей прислуги, хотя об этом Эрендис не ведала. Но женщины старались не говорить ребенку лишнего, опасаясь госпожи; так что мало выпадало смеха на долю Анкалиме в белоснежном доме в Эмерие. Тишина царила там, и не звучала музыка, словно кто-то умер под этим кровом совсем недавно; ибо в Нуменоре в те времена игра на музыкальных инструментах почиталась мужским занятием, и в детстве Анкалиме слышала лишь, как женщины поют за работой – вне дома, подальше от Белой владычицы Эмерие. Но теперь Анкалиме исполнилось семь лет от роду, и часто – всякий раз, когда удавалось испросить разрешения, – она уходила в бескрайние холмы, где могла бегать и резвиться на воле; а иногда отправлялась она вместе с пастушками, ходила за овцами и обедала под открытым небом.

Однажды, летом того же года, в дом явился с поручением мальчик постарше нее с одного из дальних хуторов; и Анкалиме столкнулась с ним во внутреннем дворе за домом, – гонец жевал хлеб и запивал его молоком. Мальчик зыркнул на нее безо всякого почтения и снова принялся за молоко. А затем отставил кружку.

– Ну гляди, гляди, глазастая, ежели любо! – молвил он. – Красивая ты, да уж больно тоща! Поесть хочешь?

И он вытащил из сумки краюху хлеба.

– Ибал, а ну, пошел вон! – прикрикнула старуха, появляясь в дверях маслодельни. – Давай, беги со всех своих длинных ног, а то забудешь, что я велела тебе передать матушке, до дома не успев добраться!

– Где вы живете, там цепного пса не нужно, матушка Замин! – крикнул в ответ мальчик, с громким воплем и лаем перепрыгнул через калитку и бегом помчался вниз по холму. Замин была старая крестьянка, в речах не особо церемонилась, и даже перед Белой владычицей не слишком-то робела.

– Это еще что за шумное существо? – спросила Анкалиме.

– Мальчишка, – отвечала Замин, – ежели ты, конечно, знаешь, что это такое. Да впрочем, откуда тебе? Им все бы лопать да ломать чего-нибудь! Этот вечно набивает себе рот – впрочем, ему на пользу! Славного сына увидит отец по возвращении; однако, ежели не поспешит назад, так, чего доброго, парень его и не узнает. Впрочем, это можно сказать и о других.

– Значит, у мальчишки тоже есть отец? – спросила Анкалиме.

– А то как же! – отвечала Замин. – Это Улбар, из числа пастухов владыки, чьи земли дальше на юг, – мы прозвали его Овечьим Владыкой; он – родич короля.

– Тогда почему отец мальчика не дома?

– Да как же, хэринке[96], все потому, что наслушался он про этих морестранников, вздумал водить с ними дружбу, да и уплыл с твоим отцом, владыкой Алдарионом; а куда и зачем – то ведомо одним валар, – отвечала Замин.

Тем же вечером Анкалиме неожиданно спросила у матери:

– Правда, что отца моего называют также владыкой Алдарионом?

– Называли, – ответила Эрендис. – Но почему ты спрашиваешь?

Голос ее звучал негромко и сдержанно, однако изумилась она и встревожилась, ибо прежде ни разу не заходила промеж них речь об Алдарионе.

– А когда он вернется? – молвила Анкалиме, не отвечая на вопрос матери.

– Меня не спрашивай! – отозвалась Эрендис. – Я не знаю. Возможно, что и никогда. Но не беспокойся ни о чем; ибо есть у тебя мать, и она тебя не бросит, пока ты ее любишь.

Более Анкалиме об отце не заговаривала.

Дни шли, неся с собой новый год, а затем и еще один; той весной Анкалиме исполнилось девять. Родились и подросли ягнята; настало и минуло время стрижки; жаркое лето выжгло траву. Зарядили осенние дожди. И тогда с Востока, на крыльях облачного ветра, из-за сумрачных морей возвратился «Хирилонде», неся Алдариона в Роменну. Послали гонца в Эмерие, но Эрендис ни с кем не поделилась вестями. Никто не приветствовал Алдариона на причале. Под дождем поскакал он в Арменелос и нашел дворец свой запертым. Встревожился Алдарион, но никого не стал расспрашивать о случившемся; сперва отправился он к королю, полагая, что должно им поговорить о многом.

Встретили его ничуть не теплее, чем Алдарион ожидал; и Менельдур обратился к нему как король к капитану, коего есть за что призвать к ответу.

– Долго ты пробыл в отлучке, – холодно молвил он. – Более трех лет минуло с того срока, что назначил ты для возвращения.

– Увы! – отвечал Алдарион. – Даже я устал от моря, и уже давно сердце мое стремилось на запад. Но задержался я против воли; многое должно было сделать. А в мое отсутствие все идет прахом.

– Не сомневаюсь, – ответствовал Менельдур. – Боюсь, ты убедишься, что и в твоих собственных землях дело обстоит так же.

– Эту беду я надеюсь поправить, – молвил Алдарион. – Но мир вновь меняется. За пределами Нуменора минула без малого тысяча лет с тех пор, как Владыки Запада выслали свою мощь против Ангбанда; и среди людей Средиземья дни те позабыты либо вспоминаются лишь как смутная легенда. Люди вновь неспокойны; их одолевает страх. Необходимо мне посовещаться с тобою, поведать о своих деяниях и мыслях касательно того, что должно делать.