Ангел в эфире - Светлана Владимировна Успенская

услугу, задирает нос, твердя, что не собирается за три копейки разменивать свою лояльность нынешнему премьеру!

— Да, я слышал, что Цыбалин недавно резко повысил рекламные расценки, — неодобрительно покачал головой Баранов. — Бессовестный человек!

— В три раза повысил!.. Страна разваливается на части, а ему хоть бы хны! Ему бы лишь деньги драть… Я предоставляю этому типу сногсшибательный компромат о злоупотреблениях в правительстве Земцева, а он нос воротит! Говорит: мол, сначала согласуйте «вброс» с Администрацией, тогда я дам материал в эфир… А делов-то — подсунуть жене своей страничку во время выпуска, пусть бы прочитала… Рейтинг бы только повысился!

— Насчет его жены… — многозначительно усмехнулся Баранов. — Я бы на вашем месте на нее не рассчитывал… У нее в этом деле свой интерес.

— Какой?

— Ну… Дело в том, что Плотникова уже много лет является официальной наложницей Земцева. Их отношения завязались еще в бытность его губернатором в провинции. Собственно говоря, именно Земцев ее вытащил в столицу, приискал ей женишка… Ну и так далее…

— Благороден, черт возьми! — зашелся счастливым смехом Прошкин. — Пристраивает своих бывших любовниц в хорошие руки!

— А кто говорит, что Плотникова — бывшая? Я, конечно, свечку над ними не держал, но…

На короткое время в просторном кабинете, выходившем окнами в глухой внутренний двор, воцарилась тягучая тишина.

Первым молчание нарушил Баранов. Осторожно кашлянув, он заметил:

— Кстати, мы могли бы с пользой использовать этот факт…

— Как? — отвлекся от раздумий Прошкин.

Баранов поднял затуманенный взгляд к потолку.

— Одним махом ударить и по Цыбалину и по Земцеву! Хотя я не сторонник подобных мер, но… Когда нам не оставляют шансов, приходится рыться в грязном белье…

— Давай-ка подробней, не темни, — потребовал Прошкин, знавший манеру своего помощника подступать к делу издалека, подходить к сути окольными путями, с совершенно неожиданной стороны. Именно за это он ценил Сергея Баранова, платил ему за услуги звонкой монетой, повсюду таскал его за собой — сначала из регионального управления в Москву, из министерства на Старую площадь, потом в логово популярной правительственной партии, откуда соратники планировали прямой наводкой попасть в Кремль, однако их продвижение застопорилось на подходе к Кутафьей башне, так что, не преодолев крутого кремлевского наката, партийцы застыли, готовясь к решительному штурму.

— Если грамотно организовать «утечку», можно ударить одним концом по Цыбалину, другим — по его покровителю Земцеву. Когда нечего искать, ищите «шер-ше ля фамм», как говорится… — Бледный, как земляной червь, Бараненок тускло усмехнулся. — Цыбалин взбесится, если информация о том, что его жена — любовница Земцева, обойдет все массмедиа. Да и Земцеву несладко придется — его имидж крепкого семьянина пошатнется. В Кремле нынче не больно-то привечают ветреников!

— Любовная связь с Плотниковой — это, конечно, любопытно, однако вовсе не криминально, — сожалеюще вздохнул Прошкин. — Мелковато для премьера, я бы сказал.

— Будем копать глубже! — пообещал Бараненок.

— Если есть куда копать, — подмигнув своему верному оруженосцу, улыбнулся Прошкин. Он вздохнул с облегчением, когда преданный Сергей Николаевич заверил его, сияя куцей, обрезанной с одного бока улыбкой:

— Куда копать есть! — А через секунду он добавил: — Ельцова помните из министерства? Ну, муж этой самой, рыженькой… У него целое досье на Плотникову собрано. Думаю, он любезно согласится обнародовать имеющиеся у него материалы на Земцева — ведь это с вашей подачи его супругу взяли на четвертую «кнопку»…

— У нее такая грудь… — вспомнил шеф, затуманившись приятными воспоминаниями.

Сергей Баранов тоже задумался, вспоминая, сколько Ельцов заплатил ему за информацию о связи премьера с конкуренткой своей жены. Он жалел, что сильно продешевил тогда. Ничего, теперь он будет умнее.

В процессе верстки программы неожиданно разгорелся спор. Дело в том, что Настя своей властью вздумала выбросить из эфира сюжет о драке главы думской фракции «За народное просвещение» с лидером конкурирующей фракции «За народное процветание».

— Но ведь все вечерние информационные выпуски покажут этот сюжет! — взмолился Антон Протасов.

— Ну и что! — пожала плечами Настя. — Я считаю эту новость недостойной своей программы. Это не наши методы! Если снять драку ларечников у метро — получится тот же уровень желтизны.

— Отнюдь! Ведь драка-то случилась в Государственной думе! Настя, сама посуди, вечер, скучно, плохие новости — и вдруг такая бомба! Это стопроцентно удачный материал! Народ будет пищать от восторга!

— Я не хочу поощрять дурные наклонности этого, как ты выражаешься, народа, — вспылила ведущая. — А если депутаты устроят грязную публичную оргию, мы тоже обязаны ее показывать?

— Придется! — мелко хихикнул кто-то за спиной.

— Вот это был бы материал! — восхищенно поддержала реплику Гурзова. — Особенно если бы нам достался эксклюзив!..

Понимая, что давить бесполезно, Протасов начал дипломатические переговоры:

— Послушай, в девятичасовой линейке наши новости конкурируют с новостями первой программы… Ларионова обязательно пустит этот сюжет, а мы тем самым потеряем зрителя.

Он знал, что Настю бесила одна только мысль о том, что Ирочка Ларионова, белобрысая крыска, неудачливая интриганка, которую выставили с их передачи, собственно говоря, за профнепригодность, теперь в полном порядке — цветет и пахнет, и не где-нибудь, а на федеральном канале (мечта всей Настиной жизни!), в прайм-таймовых новостях, параллельно с Плотниковой в девятичасовой линейке появляясь в эфире!

О, несправедливость Небес! Почему, скажите на милость, одним людям дается все, а другим — ничего? Почему бездарности процветают на федеральных каналах, тогда как некоторые достойные личности со всеми своими талантами вот уже второй год прозябают на метровике, вещающем лишь на центральный регион, и только безнадежно облизываются, зная, что им не светит ни об-щефедеральность, ни тотальная, на всю страну, до самых глухих медвежьих углов популярность.

А все почему? Потому что власть Настиного супруга ограничена столичными куцыми пределами и не распространяется на всю страну, на ближнее зарубежье, на дальнее русскоязычное иноземье, где по спутнику тоже принимают первый — вовсе не потому, что он лучший, а просто потому, что он — первый…

Настя возмущенно обернулась на Протасова, стараясь придать взгляду гневную выразительность, — она тоже знала, как повлиять на безнадежно влюбленного в нее вот уже второй год шеф-редактора, чтобы тот три дня подряд не спал, мучаясь воспоминаниями.

— Давайте вместо драки поставим сюжет о думской этике, — примирительно предложила Гурзова. — Он у нас уже полгода висит… Это будет прекрасный отыгрыш. Все показывают драку — а мы ее еще и комментируем… А?

Настя сморщилась, как от зубной боли, понимая, что уступить все же придется, ведь Антон прав, безошибочно, интуитивно прав — но это с точки зрения новостей, тогда как с общечеловеческой точки зрения права именно Настя. Увы, две эти диаметрально противоположные точки зрения почти никогда