Метро 2035: Муос. Чистилище - Захар Петров

К вечеру вернулась Танюша. Она постарела и осунулась. Ничего забавного в ее внешности, речи и повадках уже не было. Стадия рыданий у нее уже прошла, теперь она погрузилась в ступор, из которого вытащить ее было очень сложно. Вера, Лидия и Джессика не отходили от нее весь вечер.

– Всех убили, всех взрослых… А детей увели… Папа… дядя… брат умер… Папе разрубили голову… Дяде откусили шею…

– Нопсы?

Танюша кивнула. Из нескладного рассказа Танюши стало ясно, что именно ее поселение подверглось нападению диггеров. С древних времен бывший подземный склад на востоке Минска был облюбован диггерами как место стоянки. После победы над ленточниками Республика основала там поселение Верхняя Степянка, однако диггеры по-прежнему заявляли права на свою стоянку, которая находилась как раз на пересечении важных ходов, соединявших разные части восточного Муоса. Возникали конфликты, но дело до схватки не доходило. По последнему распоряжению Инспектората, из-за нарастания напряженности с бригадами было запрещено пропускать диггеров через кордоны Республики. Когда усиленный дозор Верхней Степянки отказал в пропуске одной из бригад, возникший между диггерами и дозорными конфликт перерос в схватку. Все дозорные погибли. Диггеры ворвались в поселение и начали резню. Поселенцам удалось забаррикадироваться в одном из помещений, но диггеры спустили нопсов, которые позагрызали большинство осажденных, и лишь троим удалось бежать через единственный оставшийся выход – на Поверхность. До следующего поселения, имеющего шлюз на Поверхности, добрался только один – брат Танюши. Он был ранен, шел без скафандра и получил смертельную дозу радиации. Его принесли в Госпиталь, где он и умер на глазах у Танюши, едва успев сообщить о трагедии в Верхней Степянке. Танюша вернулась в Университет просто потому, что идти ей больше было некуда. Она будет продолжать учиться на администратора, но вот только чего? Поселения, которым она со временем должна была управлять, уже нет; руководить ей некем. Нет ее близких, нет дравшихся когда-то из-за нее бедолаг-парней. Возможно, в живых остались лишь дети, которых не нашли среди убитых.

В Вере нарастала ненависть к диггерам. Конечно, поговори она сейчас с Антончиком или Жаком, те бы стали ей проводить свои взвешенные аргументы, почему они вырезали мирное поселение, и может быть, что-то из сообщенного ими оказалось бы правдой. Но теперь их оправданиям грош цена. Она поняла их «миролюбие»: зачем вступать в бой за несчастную партизанку, убиваемую дикарями, если до нее диггерам нет никакого дела? А здесь ситуация другая: Верхняя Степянка создавала неудобство, и поэтому ее удобно было отнести в число своих врагов. И детей они, скорее всего, забрали к себе – так легче оправдаться перед самими собой: вот, мол, какие мы гуманные, детей пощадили и теперь будем их воспитывать в правильном русле. Ненавижу!

Вера залезла в свой рюкзак и достала завернутые в сукно секачи. Она их не трогала пять с половиной месяцев. Аккуратно развернула сукно, блеснувшая сталь добавила ей спокойствия. «Вы мне дали это оружие, – мысленно обращалась Вера к своим новым врагам, – вы же от него и умрете!». Она продела руки в отверстия для захвата и сжала рукояти – тяжесть оружия в руках добавила ей уверенности. Хотелось делать ката с секачами, но у нее еще были дела.

Вера собрала все книги, которые рассчитывала прочитать за оставшиеся две недели, и отнесла их в библиотеку. Теперь эти зашитые в корки стопки бумаг потеряли для нее ценность. В пылу хотела отдать в библиотеку и «Дзікае паляванне караля Стаха», но стало жалко своего труда – здесь, в Университете, она наконец перевела и два раза перечитала эту книгу. Книгу она засунула в рюкзак, но теперь ей уже становилось стыдно за то, чем она занималась в Университете. Какая глупость! Какая слабость! Безусловно, она за это время сдала физически, и это придется спешно восстанавливать. А ведь ей придется руководить пятеркой, а быть слабее своих бойцов недопустимо. Подумав об этом, Вера от досады скрипнула зубами. В потоке своих гневных решительных мыслей Вера забыла об одном человеке. Вячеслав Максимович! Вячеслав! Она резко остановилась на полпути из библиотеки в кубрик и быстро побежала в лаборантскую.

Хынг, как обычно, сидел за столом, а Вячеслав – на тюфяке, обложившись книгами, делал из них какие-то выписки. Увидев ее, оба вскочили со своих мест. Вячеслав обнял Веру (теперь уже в этом не было ничего необычного), Хынг, подражая своему неназванному отцу, прижался к ней с боку. В этой волшебной каморке, в объятиях этого человека мысли опять поплыли вспять. То, что еще минуту назад казалось таким правильным, теперь стало видеться под другим углом. «С этим надо что-то делать!» – приказала себе Вера, усилием воли отстранилась от Вячеслава и резко вымолвила:

– Я завтра ухожу на войну!

Вера надеялась, что она для Вячеслава больше, чем просто приятная собеседница, но не рассчитывала, что ее слова настолько резанут преподавателя. Как будто этому доброму бородачу, еще недавно улыбавшемуся, вогнали в спину нож, – гримаса боли мигом стерла улыбку с его лица. Он как-то беспомощно опустил глаза, несколько секунд приводил в порядок свои мысли: «Это должно было случиться, пусть даже двумя неделями позже». Набрав в грудь больше воздуха, он выдохнул то, что собирался сказать как раз сегодня, но в другой обстановке, другим тоном и другими словами:

– Если я предложу тебе стать моей женой – это может что-то поменять?

«Как глупо это звучит!» – подумал Вячеслав. А Вера стояла, не веря своим ушам. Маленький Хынг поднял голову и с надеждой смотрел на нее. Неужели малыш понимает, что здесь происходит? Слабая надежда появилась у Вячеслава, он боялся, что услышит резкое «нет!». Более уверенно он продолжил:

– Вера, я все продумал! Завтра же я соберу в Университете большое жюри. Каждый преподаватель имеет право это делать. Я заставлю их тебя протестировать: они так же, как и я когда-то, удивятся твоему интеллекту и назначат кандидатом в ученые, оставив в Университете. Таков закон Республики, он для Академии и Штаба – тоже закон. У нас с тобой будет год, и ты обязательно станешь ученым – я не сомневаюсь в этом. Будешь заниматься, чем хочешь: физика, агрономия, медицина или тем, чем занимаюсь я. Я уверен, у тебя все получится. И ты будешь помогать мне писать «Начала». Нет, мы их перепишем с самого начала, чтобы книга стала еще лучше…

Вера, зажмурившись, отрицательно мотала головой, до побеления сжав губы.

– Нет! – резко сказала она. – Прости, Вячеслав, нет! Не сейчас!

Она, чувствуя подступающий комок к горлу, выбежала из лаборантской, громко хлопнув за собой дверью. Вячеслав беспомощно опустился на тюфяк и обхватил руками свою голову. Хынг сел рядом и прислонился к Вячеславу.

Она неслась по коридору, чтобы никто не увидел ее слез, предательски хлынувших из глаз. Она злилась на себя, злилась на Вячеслава, заставившего ее рыдать, как дуру-крестьянку, ненавидела диггеров, из-за которых все случилось не так, как должно было быть.

Закрывшись в туалете, она пыталась побороть в себе плач, используя диггерские трюки. Но учение диггеров здесь было бессильно. Тогда она пообещала себе: «Я вернусь к нему! Что бы мне ни стоило – вернусь!» – и сильно ударила кулаком по исписанной двери. И ей стало легче.