Настенька - Элина Лунева

фильмов, что значение слова «тяжёлая» было тождественно слову «беременная». Но я не стала разубеждать своего жениха относительно своей непросвещенности в этом вопросе. А только с предвкушением подумала, что моего будущего мужа ждёт множество сюрпризов.

— И когда же мы сможем пожениться? — улыбнулась я мужчине, стараясь, чтобы он не заметил моего небольшого разочарования.

— По хорошему бы по осени, на покрова, — задумчиво протянул он, а затем, увидев скисшее выражение моего лица, добавил, — Но ждать так долго не хотелось бы, поэтому сразу после Петрова поста.

Я было уже открыла рот, чтобы возразить, но Данила остановил меня:

— Раньше нельзя, — решительно произнёс он, — Грядёт пахота, время тяжелое и трудное. В поле и стар, и млад выйдет. Затем первый покос и Петров пост. В это время свадьбу справлять нельзя. Да и люди не поймут, начнут языками чесать, ещё решат, что я тебя попортил раньше срока.

Я смущенно залилась румянцем, а сама подумала, что ещё не известно кто кого попортит.

Забеременеть я не боялась. Это только внешне я была юной девушкой, внутри же скрывалась взрослая женщина, которая бездарно прожила свою прошлую жизнь, размениваясь исключительно на материальные блага, добровольно лишая себя полноценного женского счастья и возможности вкусить всю радость материнства. Теперь я твердо знала чего хочу от своей новой жизни. Счастливо выйти замуж, и чтобы один на всю жизнь. Делить с любимым дом и быт, печали и радости, стирать рубахи, варить щи, растить детей…

Я посмотрела на своего мужчину и вновь залюбовалась его мощью, разворотом его плеч, простым, но таким открытым и приятным лицом. А при мысли о том, какими получатся наши сыновья, я ощутила волнение и трепет внутри. Мне захотелось втолкнуть этого великана в дом, плотно запереть дверь и дать волю всем своим чувствам и разыгравшейся фантазии. Гормоны, это все гормоны!

— Завтра я поведу тебя к своим, — торопливо проговорил он и прижался к моим губам.

Не успела я вновь обмякнуть в его руках, как вдруг Данила выпустил меня из рук и, быстро поцеловав меня в нос, развернулся и ушел.

С блаженной улыбкой дурочки я вошла в дом и посмотрела на хмурое лицо своего домового.

— Казимир, а я замуж выхожу, — с радостным смехом проговорила я.

— Доживём — увидим, — буркнул домовик и скрылся в темном углу за печкой.

Меня же сейчас ничего не могло огорчить, ни хмурый вид домового, ни его странное высказывание. В моей голове в этот момент роились сотни мыслей о нашем совместном будущем с Данилой, и ничто не могло омрачить их.

Глава 30

Еще буквально вчера я витала в розовых облачках совместно с радужными пони, а сегодня же меня довольно грубо спустили с небес на землю.

Благодаря намекам домовой нечисти, да чего уж та, ведь мне прямым текстом об этом сказали, особых иллюзий относительно доброго расположения своих будущих родственников я не питала.

На следующий день после праздника Ярилиного дня я переступила порог дома семейства Хворостовых. Поскольку наше обручение состоялось прилюдно, сватов в мой дом Данила не присылал. Да и не у кого было меня сватать, все мои родичи были в земле, а про других старших родственников я не знала.

Держась за широкую ладонь мужчины, я чувствовала, что меня потряхивает от волнения. Впервые за долгие годы я ощутила уже давно позабытое чувство страха кому-то не понравиться, словно я была маленькой неуверенной в себе девочкой. Впрочем, внешне так оно и было.

Во дворе нас встретил заливистый лай собаки, чем-то напоминающая породу «лайка», которая принюхавшись ко мне, поджала свой хвост и внезапно забилась под крыльцо.

— Вьюга, что с тобой? — удивленно приподнял брови Данила, однако заострять внимание на этом странном инциденте не стал.

— Вот, Настя, это мои родичи, — проговорил мужчина, указывая на группу людей, что стояла возле крыльца на широком дворе.

— Здравствуйте, — поклонилась я им в пояс так, как меня напутствовал вчера весь вечер мой домовик.

Повисло молчание. На меня смотрели две пары не молодых глаз с настороженностью и плохо скрываемым неодобрением, и ещё три пары юных глаз с явным любопытством и заинтересованностью.

— Отец, мама, — проговорил Данила с какой-то тихой мольбой.

— Здравствуй, касатушка, — наконец отмерла женщина лет пятидесяти. Её худая и чуть скрюченная фигура прошаркала ближе к нам, — Походите же, дети, не стойте на пороге.

— Да, Данила, — наконец оживился и мужчина лет пятидесяти пяти, на лице которого появилось небольшое подобие улыбки, — Прохаживаться надо, усаживаться, всё как следует быть. Давай, Данила, ухаживай за невестушкой.

Я услышала, как после слов отца, Данила облегченно выдохнул, а потом на его лице появилась вымученная улыбка.

— А вы чего замерли? Поздоровайтесь, — буркнул глава семейства на троих сестёр моего жениха, старшей из которых было лет двенадцать, средней около десяти, а младшей не более шести.

— Здравствуйте, — улыбнулась я девчатам в ответ на их короткие кивки.

И только мы собрались войти в дом, как откуда-то с улицы послышались такие знакомые истеричные вопли:

— Ты бы раньше времени не радовалась, юродивая! — кричала всклокоченная Любаша, которая отталкивая тяжеленную створку высоких дубовых ворот, ввалилась во двор Хворостовых разъяренной фурией, — Не радовалась бы, что тебя в дом зовут, да за стол приглашают.

Мы с Данилой обернулись, и я заметила, что за забором и в открытой калитке показалось несколько зевак, которых становилось всё больше и больше, явно заинтересовавшихся предстоящим бесплатным представлением.

А Любаша же, увидев, что зрителей становится всё больше, раздухарилась ещё сильнее.

— И откуда же ты такая взялась? Ни рожи, ни кожи, ни родни, ни приданого, а уж в снохи набивается, да лучшего парня прибрать хочет!

— Замолчи! — грозно посмотрел на девушку Данила. Но она же словно и не заметила его замечания.

— Нет, вы посмотрите, люди добрые! — снова на всю улицу завопила девица, переходя на истерический хохот, — Кого Хворостовы в свой дом ввести хотят, снохой сделать? Да гляньте же на неё! Юродивая, одним словом, ущербная. Неужто сможет она хозяйство вести? Да её в поле ветром сдует. Тела-то в ней нет, одни маслы.

После её слов, в толпе раздались презрительные смешки и одобрительный гул.

— Прекрати, Люба, опомнись! — подскочил к ней Данила, пытаясь успокоить и выпроводить со двора.

— Она часом не хворая? Может чахотовкой больная или ещё чем? — продолжала вопить она.

— Опомнись! — громко вскричал Данила и с силой встряхнул девушку за плечи.

— А ты, Данила, ещё с ней поплачешь! — рявкнула девушка и с яростью оттолкнула мужчину, сбрасывая с себя его руки, — Никак