Сандэр. Ловец духов - Валерий Теоли

Засев за креслом, я достал из кармана глиняный пузырек с вытяжкой из языка нетопыря. Вот и пригодился подарок Зераны. Откупорил, капнул на язык содержимое и сглотнул. Ох и горькое. Жду, пока обезболивающее подействует, и спустя минуту боль притупляется. Глупо с моей стороны было не выпить настойки полуночника для ночного видения. Не догадался.

Уже прошло довольно много времени, а визави до сих пор нет. Теплится надежда, он издох по пути сюда. Удар кинжалом из лунного серебра в голову даром не проходит.

Угу, сча-аз. Не с моим везением. Может, заблудился? Представляю: бродит оборотень по гостинице, постояльцев пугает, извиняется и вежливо спрашивает, не пробегал ли тут побитый молодой человек в изорванной охотничьей куртке. Забавная картина. Я в ожидании встречи приготовился, а он, гад безответственный, где-то шляется. Не загрыз бы кого.

Действительно приготовился как мог. Приготовления состояли из нескольких важных мелочей. Оторванной от шторы полосой ткани намертво обмотал сжимающий кинжал кулак. В бою оружие не выпадет из руки, смогу наносить удары до смерти, вопрос только – чьей.

Нужно попасть прямо в сердце. Гвард поведал Ран-Джакалу в бытность наемником о единственном уязвимом месте оборотня. Сердце – средоточие духовной мистической энергии, дарующей перевертышу фактическое бессмертие, основанное на сверхбыстрой регенерации. Проткни волколака, разруби на кусочки, снеси башку – ему все нипочем. Отрастет новая лапа взамен отсеченной, восстановится любая часть тела и любой орган, кроме сердца.

Существует два способа ликвидировать нереально живучую зверушку. Самый простой – вогнать фут серебра в этот бионасос. Так поступают охотники на нечисть и нежить, паладины в том числе. Серебро ядовито для большинства магических существ, и полностью кромсать, сжигать, топить в кислоте сердечко не требуется.

Другой наиболее распространенный способ у волшебников, достигших высокой степени магического искусства, – в полном уничтожении тела оборотня. Естессно, вместе с сердцем. Огненные заклинания, скажем, должны за считаные секунды испепелить, а не просто довести объект до румяной корочки.

Добраться до сердечка совсем непросто. Ребра оборотня в его звериной и полузвериной форме срастаются в некое подобие внутреннего пластинчатого доспеха, пробить который ой как нелегко. Ран-Джакал с Гвардом однажды попробовали, в результате оба чуть не погибли. Оборотня, терроризировавшего поместье их тогдашнего нанимателя, дворянчика восточного королевства, правда, завалили, совместив магию и серебряное оружие.

Дверь разлетелась в щепки, усеявшие комнату и отвлекшие меня от размышлений. Узнаю стиль волколака: из моих знакомых у него привычка входить, раскурочив дверной проем. Бесшумно ступает по ковру. Думает, не услышу. Правильно, после грохочущего вхождения я его совершенно не слышу. Зато вижу тень на алом бархате, крадущуюся к креслу, и отползаю ближе к столу. Заблаговременно взятой свечой поджигаю штору на кинжале, обнаруживая себя. Простите, Матушка Альда, но, видимо, вашей роскошной приемной близится конец. Искренне сочувствую вашему будущему горю относительно сгоревшей обстановки.

Оборотень прыгнул, очутившись справа от меня, и тут же рванулся, раскрыв пасть. В тот миг в морду ему угодила горящая штора, я кинулся за ней. Огонь ненадолго ослепит и дезориентирует перевертыша, подарив мне шанс закончить бой точным ударом. Только бы длины клинка хватило до сердца. Волколак взвыл, врезался в стол и кресло, ничего не видя. Я же проскользнул у него под носом, оказавшись позади сбоку, и вонзил кинжал под ребра снизу вверх. Провернул лезвие, нанося больший урон.

Оборотень распрямился, откинулся назад, размахивая лапами в попытке избавиться от болезненной колючки, испустил полурев-полувой, закрутился. Из-за проклятого клинка, застрявшего в ране, меня подбрасывало и било о пол, стены и хребет перевертыша. Я отчетливо услышал хруст костей, когда рука с кинжалом вывернулась, ощутил треск ломающихся под тушей волколака ребер и новую боль, полосующую внутренности огненным хлыстом. Наконец меня отшвырнуло.

Я лежал под обломками стола не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Тело превратилось в сплошной комок боли. С удовольствием проглочу весь пузырек обезболивающей вытяжки, плевать на последствия передозировки. Да вот не дотягиваюсь до кармана с лекарством. Самое обидное, до сердца не достал и не прикончил приходящего в норму желтоглазого.

Он прекратил кататься по полу и вставал на четвереньки, сверля мою персону ненавидящим взором. В глазищах угадывалось неистовое желание отомстить за причиненные неудобства вроде воткнутого в башку и под ребра клинка. Как же я хочу убить тебя. За пожирающую мое тело адскую боль, за зверомастера, за сестренку. Возможно, ты непричастен к поражению Гварда, и ты никогда не будешь выслеживать Лильку, однако я ненавижу тебя за саму возможность нанесения им вреда твоими союзниками и нанимателями.

Оборотень неторопливо подходит ко мне. Осторожничает. Боится, вновь устрою неприятный для него сюрприз. Пасть оскалена, с желтоватых клыков стекает вязкая слюна. Никак, схарчить удумал, скотина бесхвостая.

В комнате темнеет. Что это? Смерть?

«Какая сильная добыча, – говорит на краю сознания еле различимый голос, сочащийся жаждой крови. – Я съем тебя и силу, бурлящую внутри твоего сердца. Я очень, очень голоден, и ты насытишь меня».

Нечеловеческий голод накатил внезапной волной, захлестнувшей меня целиком. Убить, поглотить. Багровая пелена окутывает мой разум, я падаю в пропасть, разверзшуюся подо мной, и не чувствую боли…

Темнота может быть приятной. Теплой, уютной, внушающей спокойствие. В ней ощущаешь себя сытым, здоровым, сливаешься с нею в единое целое. Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Понятие времени теряет смысл. Ты есть всеобъемлющая вселенная, и категории смертных несоотносимы с тобой, ибо смертные живут краткий миг и не в состоянии постичь единство мира.

Темноту разорвал хаос. Холод, расплывчатые образы, шум хлынули, разрушив целостность, и я очнулся.

На меня вылили ведро ледяной воды. Волосы, изрядно отросшие за время пребывания в Лантаре, и одежда мгновенно облепили тело мокрым покровом, я едва не задохнулся от неожиданного холодного душа. Инстинктивно попытался вскочить. В запястья врезались твердые браслеты оков, прикрепленных к каменному полу, присыпанному соломой. Короткие цепи не позволяли встать. Подтянул ноги и обнаружил сковывающие лодыжки кольца, вмурованные в пол.

– Ну-ну, не двигайтесь, навредите себе, – раздался хрипловатый низкий голос.

Передо мной на стуле сидел худющий бородатый дед, седой как лунь, в светлой одежде наподобие сутаны. По бокам от него возвышались двое мужиков в черных колпаках, закрывающих лица, с прорезями на месте глаз. Оба жилистые, высокие, в кожаных безрукавках и серых замызганных штанах, заправленных в башмаки. Направляют в меня похожие на двузубые вилы штуковины. Судя по тупым концам зубьев, ими не колют, а удерживают на расстоянии, точь-в-точь змееловы, раздвоенными палочками прижимающие к земле змей.