Суворов и Кутузов - Леонтий Раковский

И Суворов стал торопливо одеваться.

Прошка второй день отчитывал своего всегдашнего врага, вестового казака Ванюшку.

И как было его не ругать?

Когда Александр Васильевич получил в Бырладе приказ князя Потемкина отправиться к неприступному Измаилу, он не посмотрел на свои шестьдесят лет, тотчас же поскакал верхом, хотя дорога была грязная, тяжелая и от Бырлада до Измаила добрых сто верст.

Прошка не поехал с барином. Он знал: за Александром Васильевичем не угонишься. Как ни поспевай, а барину все будет казаться, что Прошка его задерживает. Недаром Александр Васильевич, взяв с собою из Бырлада конвой в сорок человек, уже на половине дороги оставил его и поскакал с вестовым вперед. Ванюшка тоже готов был целые дни не слезать с коня.

И вот это прежде всего злило Прошку; ему было досадно, что с барином поехал не он, а этот прохвост Ванюшка.

Уезжая из Бырлада, Александр Васильевич не хотел ждать ни минуты. Прошка еле успел завязать в платок смену белья, полотенце, мыло и передать казаку синий плат Александра Васильевича, служивший барину плащом и одеялом – чем угодно. Александр Васильевич по-всегдашнему нисколько не думал о том, как будет жить под Измаилом. Обо всем этом приходилось заботиться Прошке.

Прошка пустился в дорогу на следующий день вместе с войсками, – Суворов отправлял к Измаилу Фанагорийский гренадерский полк, сто пятьдесят охотников из своего любимого Апшеронского полка, двести казаков и тысячу арнаутов.[66] Везли сорок лестниц и больше двух тысяч фашин.

На одном из возов кое-как пристроился и Прошка: хоть Прошке было не шестьдесят, а всего-навсего тридцать пять лет, но он предпочитал ехать сто верст в телеге, а не верхом.

Прошка захватил все, что, по его мнению, могло пригодиться барину под Измаилом.

Спать без подушки несладко, на одном артельном солдатском квасе да на черных сухарях долго не протянешь, – надо везти подушку, надо везти горшки, миски. И на всякий случай надо взять с собою генеральский мундир со всеми орденами. Прошка был уверен, что Александр Васильевич возьмет Измаил и тогда придется ехать к светлейшему с докладом.

Обо всем этом Прошка помнил. А что сделал для барина казак Ванюшка?

Возле Измаила была только одна полуразрушенная, давно оставленная хозяевами небольшая деревушка – Броска. Александр Васильевич как увидел, что солдаты живут в землянках, пожелал остаться в палатке, на ветру, в этих придунайских туманах. Суворову, конечно, было не до того, он о себе никогда не заботится, но что сделал Ванюшка? Ванюшка прекрасно знает, что Суворов хоть и не боится холода и даже зимой ежедневно обливается холодной водой, но очень любит тепло. И Ванюшка забыл, что графу как-никак уже шестьдесят лет.

Ванюшка не постарался сделать так, чтобы Александр Васильевич хоть не мерз. Барин приказал ему разбить палатку – Ванюшка и рад стараться, благо работа небольшая.

Из Бырлада войска шли к Измаилу четыре дня, и вчера, в Николин день, они наконец увидали черные, неприветливые волны осеннего Дуная и черные, грозные измаильские стены, под которыми уже третий месяц томились русские войска.

Их встретили радостно – с музыкой, барабанным боем. Еще бы: шло подкрепление, ехали с провизией долгожданные маркитанты,[67] ехал Суворов!

Прошка первым делом узнал, где стоит генерал-аншеф граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский. Он так и спросил полным титулом у какого-то старого алексопольского мушкатера.

– Это батюшка наш Александра Васильевич? – переспросил мушкатер.

– Экий ты непонятливый, ну да, он! – возмутился Прошка.

– Они – их сиятельство – живут в палатке, вон тама, видите, вон она! – указал мушкатер на трепыхавшуюся под ветром знакомую палатку.

Она была разбита на самом юру, на пригорке. Прошка велел фурлейту ехать туда.

Прошка ехал, предвкушая, как сейчас он отомстит казаку Ванюшке за то, что не он, Прошка, сопровождал барина к Измаилу. Повод для этого был.

Прошка ясно уже представлял себе, как живет здесь, под Измаилом, его барин. И он не ошибся: в палатке его ждала знакомая картина. На бариновом сене, на всегдашней постели Александра Васильевича, храпел Ванюшка. Парень он был молодой, и ему нипочем, что ветер треплет полотнища палатки и свободно разгуливает по ней.

– У наших казаков обычай таков: где просторно, тут и спать ложись! Нет того, чтобы подумать о барине, устроить ему как лучше! – отчитывал Прошка разбуженного вестового.

Ванюшка привык к брюзжанью Прошки – только улыбался.

– Да чего ты, Прохор Иваныч, взъелся? Александр Васильевич сами захотели жить в палатке, – оправдывался казак.

– Захотели, захотели, – хмуро повторял денщик. – Не знаешь разве Ляксандру Васильича? Ему лишь бы к солдату поближе! А твоя-то голова где была? Этакий человек – и на холоду, в палатке. У тебя на уме завсегда только одно: нажрался, да и на боковую.

Казак смущенно молчал.

– Вон же мазанки есть, – продолжал Прошка, оглядываясь. – Кто в них живет?

– Офицеры да генералы, – ответил Ванюшка.

– Наш-то главнее их всех. Они, молодые, в тепле, а он, старик, шестьдесят годов, и в холоду… Сымай живо палатку!

Прохор сложил палатку на телегу, туда же взвалил сено и поехал прямо к ближайшей мазанке. Она показалась ему неплохой – в ее крохотных окошечках каким-то чудом уцелели тусклые стекла.

– Кто здесь живет, братец? – спросил Прошка у солдата, рубившего возле мазанки тростник.

Прохор глянул и подумал: «Ну и сторонка, прости Господи, – то навозом топят, то тростником!»

– Их высокоблагородие майор князь Друцкой-Соколинской, – не без важности ответил солдат.

Прошка невольно улыбнулся, – экий чин, подумаешь!

– Ну так вот, братец, собирайся немедля и съезжай! – сказал он, слезая с телеги.

Княжеский денщик так и застыл от удивления с тесаком в руке.

– Здесь будет жить сам его сиятельство граф генерал-аншеф Ляксандра Васильевич Суворов-Рымникской, понял? – отчеканил Прошка и стал спокойно закуривать трубку. – А ну, ребятки, подсобите парню уложиться! – кивнул он фурлейту и ехидно улыбавшемуся Ванюшке.

Княжеский денщик даже не возражал – так подействовала на него эта спокойная уверенность Прошки.

– Ничего, – как бы оправдывался он, – мы вон в тую мазанку переберемся. Там наш секунд-майор Юрковский живет. Давеча квартермистр приезжал, сказывал, много войска придет и здеся какой-то принц Хистальский будет жить. Так пусть лучше свой, русский, живет! Печка тут справная, вьюшки только нет. Я крышку от манерки пристроил. И тростнику я вам, дяденька, оставлю… – заискивающе тараторил княжеский денщик.