Прокурор Никола - Вячеслав Белоусов
Шрифт:
Интервал:
– За любовь? – повторил он.
Ксения молчала.
– Порушенную?
– Да! – с вызовом ответила она и, не дожидаясь, выпила первой все содержимое фужера.
– Ну вот, заговорила, – выпил свое и Порохов. – А теперь собирайся.
– Назад повезешь?
– Увидишь, – зло ответил он и шагнул к двери, но на пороге обернулся. – Десять минут тебе. На все. Жду у подъезда.
Она не спрашивала больше ничего, он вышел, она принялась одеваться.
Там, на даче, когда подъехали, у Хамзи вовсю кипела работа. Подбежал к «Волге» взмокший, с улыбкой во всю веснушчатую физиономию Тимоня, распахнул ей дверцу, раскланялся, дурачась.
– Просим, хозяйка!
– Веди, – кивнул ему небрежно Порохов, как будто в гостях.
Хамзя, командующий парадом, стоял на крылечке у раскрытой в домик двери, серьезный, как и положено старшему, перед ней склонил почтительно голову.
– Салам!
Она пьяно, ничего не понимая, улыбалась, но игру приняла, держалась царственно.
– Покажи, Тимоня! – Порохов, сохраняя роль, подсказывал, как читал сценарий.
– Вот это шпаклевка, – силился быть серьезным, Тимоня указал на большущий чан, стоящий на деревянном грубом столе, поднял крышку, заглянул. – Будете дегустировать?
– Пошел вон! – нахмурился на него Порохов и кивнул татарину в расписной яркой рубахе. – Хамзя?
– Черный икра, – перехватив крышку у Тимони и бережно накрыв ею чан, командующий парадом поклонился Ксении. – Осетрушка.
– Как будто другая есть, – махнул рукой развенчанный герой и отошел в сторону, закурил.
– Второй партия, Эдуард Михалыч, – повернулся от Ксении к Порохову татарин. – Двадцать два кил.
– Перевешивали? – посерьезнел Порохов.
– Обижаешь, шеф, – огрызнулся Тимоня.
– Не лезь! – одернул его Порохов.
– Как же, – подтвердил Хамзя. – Сам весь дежурил. Все, как в аптека.
– В аптеке, татарин! – не унимался Тимоня.
– Какой разница.
– Уймись! – осадил и Порохов любимчика, и тот притих.
– А первая партия на сколько? – снова спросил Порохов, впившись в татарина цепким взглядом.
– Первый маленький совсем.
– Сколько?
– Сдох Хабиба, – осклабился Тимоня, – другого добытчика нам искать придется.
– Заткнись, тебе говорят! – рявкнул Порохов и сжал руку в кулак; Тимоня влип в стенку.
– Всего десять кил, – Хамзя виновато опустил голову.
– Сделали?
Хамзя закивал.
– Покажи ей, что получилось.
Татарин повел трезвеющую на глазах Ксению в другую комнату-закуток, где белела в стене сверху до пола холодильная камера. Открыл дверцу, нутро камеры завораживало стеклянным пугающим содержимым: на многочисленных нестандартных полках мельтешили синими этикетками изящные баночки с бросающимися в глаза надписями.
– Кавиар, – прошептала Ксения.
– Как в аптека, – усмехнулся и поцокал языком татарин. – Одна к одна. На комбинат плохой. У нас лучша.
– Фирма! – подал голос Тимоня.
– Где остальная братва? – допытывался Порохов.
– Перекур, Эдуард Михалыч. Только кончиль.
– Рубик там?
– Там, там.
– Иди, скажи ему, чтобы ждал меня. Я освобожусь, подгребу.
Татарин вышел на двор.
– А ты двигай сюда, – позвал Порохов Тимоню.
Тот, собираясь уже поспешать за татарином на выход, лихо развернулся и, словно верный пес, рванулся к хозяину.
– Соображаешь? – Порохов закурил, протянул сигарету Ксении. Та взяла, затянулась.
– Твой бизнес?
Она не удивилась внешне, чего Порохов не ожидал, не выскакивала с вопросами, не ахала, и это его привлекало к ней еще сильней.
– А на что жить? – ответил он.
Она кивнула, пожала плечами, не докурив, выбросила щелчком сигарету под ноги Тимоне, тот бросился топтать.
– Спалишь, – невесело пошутил Порохов.
– А тебе жалко?
– На что жить? – опять повторил он, и самому не понравилось.
– Вы, мужики, – добытчики, – криво улыбнулась она.
– Пока получается, – Порохов, похоже, даже засмущался.
– Пока?
– А там видно будет, – он злился на себя, разговор получался нелепым, не по его задумкам, она перехватила инициативу, он не заметил даже, как и когда это произошло.
Он замолчал, докуривал сигарету, топтался на месте, она без любопытства огляделась.
– Я зря не рискую, – зачем-то сказал он, будто оправдывался перед ней, чего не делал никогда. – А потом отдых прекрасный! Одесса, Киев, Ростов…
– А Магадан?
– Не накликай!
– В Одессе море, – мечтательно зажмурила она глаза, распахнула руки, потянулась сладко.
– Тимоня вот… – улыбнулся Порохов любимчику, – скоро едет. Купаться будет.
– Точно, Эд? – вспыхнул Тимоня, бросился к Порохову обнимать. – Чего раньше молчал? Душу истерзал мне. Мы тут гадали с Рубиком, кого пошлешь?
– С Рубиком?
– А с кем же?
– Смотри у меня! Трепач!
– Что ты, Эд! Да чтобы я!
– Ладно, ладно.
– Вот здорово, Эд! – не унимался Тимоня. – Неужели в Одессу?
– Уймись. Рано пока к хохлам. И опасно. В Баку повезете.
– Там тоже море, – обласкала глазами Тимоню Ксения. – Я слыхала, еще красивее, чем в Одессе.
– Столица азеров! – подпрыгнул от счастья Тимоня и, не зная, куда деваться от счастья, как ребенок, ткнулся к Ксении.
– Значит, не была в Баку? – взглянул на нее и Порохов.
– Нет, – просто ответила она и глаза опустила под его снова крепнущим взглядом.
– Так езжай с ним.
– А можно?
Арон Соломонович тихо схоронил Левика. Быстро закопали. И недорого обошлось. Все бы ничего. С трупом вот мороку устроили в экспертизе. Патологоанатом тянул, мучился с заключением, объяснял дотошному Арону, плевался: вопросов следователь понаставил кучу, на двух листах накатал, будто он не эксперт, а царь-бог, на все про все ответы должен знать.
Арон Соломонович тоже эксперта начал пытать, тот хмуро сплюнул, поморщился, как от зубной боли, побежал от него, словно от чумного.
– Отчего же, любезный? – крикнул старый Арон. – Я не просто так. Я заплачу.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!