Черный-черный дом - Кэрол Джонстон

никуда идти, но тогда мне пришлось бы объяснять про Джаза, Фиону и Ардшиадар, а это кажется гораздо худшей перспективой. К счастью, Джимми, похоже, начинает испытывать ко мне сострадание: он вручает мне дымящийся черный кофе, после чего уходит на палубу и оставляет меня в покое. Другой мужчина вообще ничего мне не говорит, хотя время от времени я замечаю, как он смотрит на меня в отражении в темном окне, а потом быстро отводит взгляд.

Джимми возвращается за мной, когда огни Килмери становятся ближе. Я стою на палубе, дрожа от холода, пока мы медленно поворачиваем к небольшой каменистой бухте с бетонным причалом вдоль берега – должно быть, это Шелтерид-бэй. И смотрю на огни Блармора на Лонгнессе, на уютные золотые квадраты окон паба, на более тусклый свет от домов за его пределами.

– Так сойдет, Билли! – кричит Джимми, когда мы оказываемся примерно в пятидесяти ярдах от берега.

Только когда мы с ним садимся в шлюпку и возвращаемся на сушу, он снова поворачивается, чтобы посмотреть на меня. На этот раз улыбка у него удивительно теплая. Я замечаю, что на левой щеке у Билли глубокая ямочка.

– У тебя такое выражение лица… – говорит он, глядя в сторону берега. – Я тоже так чувствую себя всякий раз, когда возвращаюсь сюда.

Я не знаю, что за выражение у меня на лице, но помню, что чувствовала, стоя на Холлоу-Бич и глядя на эти огни. Как сильно я тосковала по их безопасности и привычности – настолько сильно, что чуть не полезла прямо в море.

– Я рада, что вернулась, – отзываюсь я, улыбаясь сквозь все еще стучащие зубы. И мне с трудом удается удержать последнее слово, которое все еще вертится на языке. Домой.

Глава 22

Роберт

К тому времени, когда я спотыкаясь уже бреду по тропинке к «черному дому», буря ничуть не ослабевает. Я вздрагиваю от внезапного появления силуэта, удаляющегося от двери сарая. Бросаю пластиковый пакет и бегу к нему, проклиная бурю и страх.

Но это просто Джимми. Я останавливаюсь, растерявшись настолько, что порыв ярости сходит на нет. Когда я освещаю его лицо фонариком, он моргает и отворачивается, но я успеваю заметить, как в его глазах мелькает чувство вины. Он в своем рыбацком непромокаемом комбинезоне, неоново-желтом во мраке, так что вряд ли он пытался спрятаться, но все же… Я думаю о том, что кто-то всегда следит за мной, за моим стадом. Думаю о медленно остывающем теле овцы, которая умерла у меня на руках.

– Я был у Западного Мыса, попал в шторм, – почти кричит Джимми, пытаясь пробиться сквозь ветер. – Хотел узнать, как у вас дела с овцами, всё ли в порядке или нужна помощь…

Я слышу овец в сарае, даже сквозь рев волн и грома, – их разноголосое и испуганное блеяние.

– Всё в порядке, Джимми.

– Да. – Он переминается с ноги на ногу. Смотрит на меня, потом снова в сторону. – Слушай, я просто хотел сказать… Я знаю, каково это – быть чужаком. Такие места, как это, они… – Качает головой. – Я просто хотел заверить, что я тебе друг. Если это тебе когда-нибудь понадобится.

И на этот раз, когда я направляю на него свой фонарь, он внезапно выглядит всего лишь девятнадцатилетним парнишкой, смущенным и серьезным; губы напряжены, словно он готов взять свои слова обратно, если я засмеюсь. Но я не смеюсь.

– Спасибо.

Я ненадолго задумываюсь, не схожу ли с ума. Действительно ли я такой параноик, как говорит Мэри? Когда очередной раскат грома сотрясает почву под нашими ногами, Джимми пригибается и поворачивает обратно к дороге, подняв руку в знак прощания.

Я стою еще несколько секунд, пока свет его фонаря не исчезает. Дождь начинает барабанить сильнее, а от очередного раската грома мое сердце снова замирает в испуге. Я проверяю дверь сарая, а затем поворачиваюсь и бегу к дому, подхватывая пакет, прежде чем толкнуть плечом входную дверь. Кейлум, одетый в пижаму с Человеком-пауком и держащий в руках чашку с молоком, замирает на пороге кухни; его рот округляется, напоминая букву О.

– Привет, малыш. – Я стараюсь замедлить дыхание, но знаю, что улыбка у меня не очень веселая. Неубедительная. – Не хочешь спуститься в погреб? Давай спустимся.

– Я хочу выпить молока.

– Я знаю. Ты можешь выпить молока в погребе. – Над головой сверкает молния, сотрясая раму входной двери. Я вздрагиваю. – Пойдем, Кейлум.

Ладошка у него теплая и липкая, и я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не подхватить его на руки и не пуститься бегом. Внутри у меня все замирает, и это пугает меня. Я знаю, что должен сопротивляться этому. Страх – это хорошо, страх – это то, что помогает нам оставаться в безопасности. Но слепая паника – это совсем другое. Именно она все портит.

Я открываю люк и, включив свет в погребе, держу Кейлума за руку, пока он мучительно медленно спускается по узкой лестнице, а его теплое молоко плещется в чашке то влево, то вправо. Внизу останавливаюсь, чтобы достать из полиэтиленового пакета три вандр-варти и разложить их на верстаке.

– Ворона.

– Точно.

Кейлум хмурит брови, наморщив нос.

– Гадкая.

– Это просто грязь. Помнишь, мы ходили к стоячим камням и шел такой дождь, что твои ботинки вязли в грязи? – Я поворачиваюсь к лестнице, прежде чем он успевает ответить. – Мне нужно сходить за мамой. Я приведу маму вниз, и все мы останемся здесь, пока буря не утихнет, хорошо?

Он снова хмурится. И на этот раз, когда над головой раздается очередной раскат грома, тоже вздрагивает.

– Это всего лишь гроза, Кейлум, – говорит Мэри. – Это просто шум. Нечего бояться, помнишь?

Она стоит на полпути вниз по лестнице, одна рука на перилах, другая на бедре. Взгляд у нее яростный.

– Мама права, малыш, – говорю я, приседая на корточки. Я не хочу, чтобы Кейлум боялся грозы. Только не из-за меня. – Просто прикольно спускаться сюда и играть, правда?

Он бросает на меня недоверчивый взгляд, словно копируя Мэри, а затем его пухлые щеки растягиваются в восхищенной ухмылке, когда он показывает на мои джинсы и куртку.

– Кет’сюп!

Я вспоминаю о крови только в тот момент, когда Мэри спускается до нижней ступеньки и останавливается рядом со мной.

– Роб… господи! – Она вскидывает руку, прикрывая рот.

– Это была овца, – бормочу я, оттаскивая ее от Кейлума за локоть. – Я просто нашел ее на пастбище.

– Какого черта ты не переоделся перед тем, как… – Она указывает на Кейлума, но тот все