Анакир - Танит Ли

— Тем не менее, — настаивал верховный жрец. Само собой, он был дорфарианцем. Когда-то давно они стали расой хозяев, и эта нить тянется до сих пор.

— Тем не менее я, как уже сказал вам, а вы передали прихожанам, лично убедился в том, что человек, называющий себя Рармоном — воистину сын Ральднора.

— Однако ты говоришь, что он не вполне похож...

— Тот Ральднор, которого я удостоился лицезреть... о, немного мужчин могли бы сравниться с этим! Так же, как немного женщин могли бы сравниться с нею. И все же сходство очевидно. В своем роде этот Рармон весьма хорош собой. Под определенным углом его черты напоминают лицо статуи Рарнаммона. Сам Ральднор, говорят, выглядел именно так.

Верховный жрец кивнул и снова принялся за свое вино.

Таддриец решил, что сейчас не время озвучивать мысль, пришедшую ему в голову, когда в зал вошел король, а следом за ним — мужчина с более темной кожей. Внезапная, отчетливая и совершенно очевидная мысль: «Теперь это разделено между двоими». Беловолосый ваткрианец получил красоту — но вместилищем силы стал другой.

Он был еще ребенком, когда ему довелось увидеть Ральднора эм Анакир. Это случилось на рассвете, в мятежном таддрийском городке. Дым пожарищ и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь облака. И вдруг среди этого хаоса показалась самая обычная крестьянская повозка, какие делают в джунглях. Однако те два создания, что сидели в ней, ни в коем случае нельзя было назвать обычными. Бог и богиня. Лишь годы спустя он узнал, что это были Ральднор, сын Редона, и Астарис — женщина, которую он любил. Сочетание банальности их отъезда из городка с величием их сверхъестественного облика, по сути, и создало таддрийского жреца — вместе с его привычкой все оспаривать. Его не устраивали некоторые особенности культа богини. Мифологии следовало бы управлять жизнью людей, а загробное бытие лучше предоставить ему самому. Религия призвана помогать смертным в их бренном существовании, а не дурманить их надеждой на запредельное будущее. Разве правильно жить лишь грезами о смерти?

— Так или иначе эманакир испытают его, — произнес Благословенный, подавляя отрыжку.

— Без сомнения, Добродетельный отец.

— Но ты — ты уверен?

О милосердная Анак! Промежутки между вопросами снова уменьшаются.

— Наидобродетельнейший, как я уже говорил...

— Да-да, — верховный жрец явно злился на таддрийца, но и на себя самого тоже. Благополучный исход землетрясения, безусловно, пополнил казну храма. Наверное, Благословенный желал пойти и пересчитать прибыль. Самое богатое подношение сделал молодой заравиец, начальник личной гвардии принцессы-невесты. Он был совершенно ошеломлен историей со скакунами, которые понесли во время землетрясения, но уже достаточно пришел в себя, чтобы посетить храм этим вечером. Однако таддриец усомнился, что лорд Айрос здесь лишь для того, чтобы возблагодарить Анакир за спасение жизни. Было видно, что его раздирают гнев и отчаяние. По всем признакам Айрос влюбился в принцессу, и ничего хорошего из этого выйти не могло. Как известно, Ральднор эм Анакир тоже был любовником нареченной своего Повелителя Гроз.

— Несомненные знамения, — заключил верховный жрец, поднимаясь. В самом деле, пора было расходиться. — Сыновья героев стекаются сюда, в сердце Виса. Если грядет война, это благая примета для нас.

Таддриец простерся перед Благословенным, поднялся и ушел.

Если грядет война? Тут и ребенок мог бы сказать — не «если», а «когда». Собственно, уже сказал — игры анкирских детей превратились в одно сплошное сражение, причем нижние улицы предпочитали играть за Вольных закорианцев. Война, проклятие людей... А эта война хуже любой другой. В своем изгнании Закорис сделался хищным демоном. Ради своей мести он пытается разобщить всех Висов, и если ему удастся победить, то не останется камня на камне, а каждый клочок земли почернеет от огня и крови.

Но степняки не уклонялись от этого. В их жизни уже был один необыкновенный триумф. Кроме того, разве их богиня не учит, что душа живет вечно? Так что тут такого, если умрет плоть? Смерть — всего лишь сброшенная кожа. Когда-то эта философия делала людей пассивными — сейчас же оправдывает их неистовство и отсутствие жалости.

Проходя через храм, таддриец коснулся губами позолоченных чешуек богини. Ему была по душе сама идея богини-змеи, уставшей от людей.

Далекая, едва слышная гроза бормотала над горами. Прозрачные молнии были словно разбавленное молоко, но все же подсвечивали здесь и там потоки воды — дождь, стоящий стеной, наполнял разбитые бассейны и пересохшие лужи. Сполохи играли над рекой, освещая ее вместе с уличными фонарями, огнями храмов и окнами домов.

На другом берегу реки лежал мертвый Корамвис, раздробленный на кусочки.

Рармон оставил колесницу в миле отсюда, привязав зеебов. Сегодня он счел нужным запрячь именно зеебов, не желая рисковать хрупкими и ненадежными скакунами.

Он сам не знал до конца, зачем приехал сюда. Сейчас, когда все уже случилось, это, возможно, было чем-то вроде попытки бегства. Его отец наверняка ощущал то же самое, попав в ловушку своей блистательной личины — первого среди людей Амрека.

С удивлением Рармон отметил, что без ошибки пролагает путь по разрушенным улицам — наверное, его вело нечто, перешедшее от отца. Хотя он сомневался, что после землетрясения даже Ральднору удалось бы отыскать дорогу туда, куда нужно.

Единственным надежным ориентиром служила река Окрис, озаренная молниями. Огромный мост рухнул в воду. Сквозь разбитую и вздыбленную мостовую буйно проросли трава и кусты — скоро уже тридцать лет, как ничто не мешало им расти и процветать. Кое-где сохранились остатки зданий, башня, колоннада — но и они были сплошь оплетены ползучими растениями и молодой древесной порослью. Рармон слышал, как орут в ночи дикие коты, устроившие себе логова в развалинах.

Порывы ветра гнали вдоль переулков пыль пополам с мраморной крошкой. От реки шел запах гниения. Повсюду ржавел металл. Весь город проржавел, как сломанный меч.

Пройдя еще немного, Рармон остановился и посмотрел через реку.

Когда слева от него возникло неясное движение, он не спеша обернулся, вытаскивая нож. Не исключено, что разбойники, как и звери, устраивают здесь свои убежища. Но тут кольцо вспыхнуло, и Рармон насторожился. Не угроза — однако нечто странное... Он помедлил, вглядываясь в темноту. За разрушенной аркой из белого висского камня тенью стояла еще одна — тоже разбитая, но черная. А под ней шевельнулся кто-то... Девушка.

Рармон медленно направился к ней. Собственно, для такой осторожности не было причин, он же не мог порвать видение, как паутину.

Вокруг стояла ночь, но под черной аркой было светло, как днем. Не глядя на Рармона, девушка доставала воду из колодца. Совсем юная, лет тринадцати или четырнадцати, но прекрасная отнюдь не только своей юностью. И волосы, и кожа — безупречно Равнинные.

Наполнив кувшин, девушка поставила его на бедро и подняла голову. Рармон встретился с нею взглядом — чему она не позволила случиться в доме наместника Ольма, — и затрепетал, осознав, кто это.